Путешествие по Камчатке в 1908--1909 гг.

   Вторую половину дня я посвятил обзору окрестностей Большерецка. Саженях в ста от края деревни и нашей стоянки протекает широкой, спокойной струей главный рукав р. Быстрой. Берега все одеты таловым лесом. Если идти вверх по берегу, то в полуверсте или версте от селения выйдешь на хорошие, сухие покосы, где теперь идет уборка сена. Режут траву горбушами, так как настоящей косьбы (литовками) никогда не видали, и если даже попадет в их руки литовка, то ее, как горбушу, насадят на короткую ручку, объясняя, что что-либо другое, кроме горбуши, неподойдет: "по нашему месту кочек много"; на самом деле кочки хотя и есть, но не такие, чтобы сильно помешать косьбе. Сено к стогам носят руками по двое на носилках и говорят, что лошади не могут помочь в этом деле также из-за кочек.

   Тут же значительная площадь хранит следы бывших пашен. Все поля были разбиты на правильные квадраты, окопанные канавами и обсаженные ивами. Все это сохранилось, но почва этих участков, поросшая низкой, неважной травой, ясно говорит о том, что земля до сих пор еще не оправилась от непосильной для нее задачи взращивать хлеба. Масса труда затрачена на эти пашни, но кроме лишних страданий ничего они людям не дали. Невольно вспоминаешь слова Крашенинникова ("Описание" {* Полное наименование труда С. П. Крашенинникова: "Описание земли Камчатки Здесь и далее "звездочкой" помечены примечания редактора переиздания 2008 года.}, т. I, 253): "Ячмень, который в Большерецке и я, и другие неоднократно сеяли, вышиной, густотой и величиной колосьев был токмо приятным позорищем, ибо вышина его была больше полтора аршина, колосья более четверти, а другой пользы ни мне, ни другим не учинилось потому, что за ранними заморозками, которые в начале августа почти непременно начинаются, позяб, будучи в цвете и наливании". Зато картофель в здешних огородах очень высокий, лучше виденного ранее, цветет и еще вовсе не тронут морозом.

Глава XI

ИЗ БОЛЬШЕРЕЦКА НА ОХОТСКОЕ МОРЕ И ОБРАТНО

   20 августа утром температура упала до 2,6° мороза, и картофель сразу почернел. Виною этой беды была на редкость ясная погода. Выехали мы с новыми проводниками на пароме в 9 ч. 50 м. утра, пройдя пешком от стоянки до берега протоки Манаковой, т. е. главного рукава Гольцовки, и в 10 ч. 5 м. пришли на место слияния всех трех рек, т. е. Плотниковой, Гольцовки и Быстрой. С этого места хорошо видна в ясную погоду Опала за правым (W) концом левой половины хребта Ипэльки, т. е. у ее середины.

   Большая река, по которой мы теперь идем, разбита на целую сеть проток от самого начала своего. Острова одеты прежней растительностью; только высокий, стройный ветловник, по-видимому, вырублен начисто, хотя и без того здесь поблизости должна проходить его граница к морю; берега низки и имеют вид галечной терраски с тальниками. Много и таких галечников, которые совершенно заливаются в половодье, с лежащими на них коряжинами и свежей, недавно развившейся травяной порослью. Течение сравнительно тихое, но неровное, -- где быстрее, где тише; идем от двух до десяти верст в час. Река многоводная, но рыбы по берегам и у отмелей по-прежнему много, так же как и питающихся ею чаек. Вся долина с ее островами и протоками очень широка, так что обе береговые террасы видны лишь изредка в большом отдалении. Вниз идут обычно главным руслом, но ко времени обеда я попросил подъехать к левому берегу, желая сделать экскурсию вне однообразной флоры речных островов, и мы вышли в неширокий левый рукав, называемый Прорвой. Перейдя вброд небольшую проточку, я пересек обширную площадь аллювия с песчаным лугом, где есть даже Elymus, и был остановлен очень большим, широким и тихим потоком, именно р. Кеначевой, текущей слева с гор Ипэльки в Большую реку. За Кеначевой продолжение той же низкой сухой террасы со следами старых проток, превратившихся по большей части в осоковые болота, и уже недалек яр старого берега, вышиною сажен 5--10, с красивыми группами берез наверху, за которыми тянется бесконечная гладь тундры.