Путешествие по первому кругу

бирается от них отказываться. Одного я не могу понять: почему Ба

нев внешне так похож на Сорокина? И ведут они себя совершенно

одинаково. Кажется, Сорокин не придумывает свой роман - он его

переживает, пишет с себя. И город - опять город - куда возвраща

ется его герой, это модель того самого мира, где живёт писатель.

Противостояние двух "каст", двух различных человеческих стремле

ний, столкновение старого и нового, непривычного, а потому пу

гающего. И городской лепрозорий, пристанище прокажённых - это та

же Зона. И Банев оказывается будто на отшибе, не понимая, что

произошло с городом, который он когда-то покинул. Что может быть

общего у мокрецов, очкариков, прокажённых, или как их там, с

детьми, которым впору гонять собак по улицам? Что интересного

они нашли в прокажённых, которых их родители, будучи детьми,

дразнили и забрасывали камнями? Да ещё и не известно, заразны

они или нет... Неизвестность порождает страхи, но взрослые не

любят, когда им страшно, и ненавидят мокрецов.

Завязка интересная. Что из этого выйдет, неизвестно. Тем

временем, Феликс Сорокин продолжает работать и, как водится,

сталкивается в нашей современной Москве с обычными людскими стран

ностями, граничащими то с глупостью, то с чем-то сверхъестествен

ным. Но если бы всё так и происходило, я бы не попала сюда.

Оказывается, что машина, "определяющая объективную ценность

рукописи", изобретена, построена, действует. Определяет она не

гениальность автора, как некоторые считают, а количество читате

лей. Но самое интересное то, что несколько лет назад Сорокин

придумал такую машину для своей повести. Впрочем, это может быть

и совпадением.

...О своём городе Банев узнаёт всё более странные вещи. Оказы

вается, что мокрецы - не просто больные. Они ещё и гениальны.

Делают странные детские игрушки, вместо того, чтобы есть, чита

ют... С детьми же начинает твориться нечто невообразимо странное.

Дети ведут себя, как взрослые, но не взрослые - их родители. Они

учатся, читают, разбираются в окружающем мире, который им сов

сем не нравится. Извечная проблема отцов и детей выливается в

нечто новое, до этого не происходившее. Дети-взрослые всерьёз за

думали создать новый, правильный мир, основанный на истинных че

ловеческих ценностях. Их родителям, вполне естественно, это не

нравится, им непонятна идея этой перестройки: как ни кричит каж

дое новое поколение, что предыдущее живёт неверно, всё-таки при

ходит всегда к тому же, а потом, состарившись, обсуждает недос

татки поведения собственных детей; при этом с каждой рюмкой не

достатков становится всё больше. А дети из города с лепрозорием

не навязывают своё мнение своим родителям. Просто покидают об

щество, которое их не устраивает ...

А в это время, Феликс Сорокин размышляет о машине: что может

она, для чего она. Знать количество будущих читателей, разуме

ется, интересно любому писателю... А ну, как машина вместо вну

шительного шести-семизначного числа выдаст жалкое шесть-семь?

Значит, рукопись даже не напечатают, или просто её никто чи

тать не станет... И что будет, если его Синюю Папку машина и

забракует? Значит, и писать не стоит?

Происходят странные вещи и в Москве. Точнее, оживают и осталь

ные романы Сорокина. Его принимают за инопланетянина, к нему

подходят странные люди, предлагая какие-то ноты...

А из города ушли дети. Строить новый мир. Взрослые же попросту

струсили. И те, кто делал на прокажённых карьеру, и те, кто

просто их боялся. Им ничего не остаётся, кроме как сбежать, по

тому что здесь они не нужны, их повзрослевшие за несколько дней

дети будут жить в мире без пороков, без лжи. А их родители не

могут принять ТАКОЙ мир, они не смогут жить в нём... Остались

лишь те, кто был и до этого честен, кто может приспособиться.

Из всего города - три человека. Что будет с остальными - не важно.

Гораздо важнее, что старый город исчез, появился новый, чистый

мир...

Сорокину же осталось осознать только одно: даже если он, назло

машине сожжёт свою синюю папку, она всё равно будет существовать.

То, что он написал, сбудется, также, как и остальные его рома

ны. Потому что рукописи не горят...

* 6 *

Мне - добежать до берега, до цели,

Но свыше, с вышек, всё предрешено.

Там, у стрелков, мы дёргались в прицеле:

Умора просто, до чего смешно...

В.С. Высоцкий

Кажется, я вернулась обратно... Обыкновенный город, душный и

грузный. Обычные дома-коробки, очереди в гастрономах... Зачем

меня занесло сюда? И чья это квартира? Понятно: это учёный,

даже гениальный учёный, изобретатель. Изобрёл он, похоже, неч

то сенсационное и опасное, удивительное для него самого. Но

опасными казались открытия и Галилея, и Джордано Бруно, и Кюри.

И Галилей рисковал, когда поведал людям о своём открытии. И уми

рая, прошептал: "А всё-таки она вертится!.." И в открытие Ма

лянова начинает вмешиваться нечто свыше, даже и не человеческого

происхождения. И что же - он должен защищать своё открытие... Но

у него - семья, ребёнок... Тот, кого я первым увидела, попав

сюда, оказался вовсе не героем!

Его соседа уже "убрали" - человека просто не стало: только

прозвучало неожиданное "был" - как предупреждение. Не высовывайся,