Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю

К потере лошадей присоединилось еще несчастие. Служивший нам путеводителем юкагир решительно объявил, что он сбился с дороги и не знает, где именно мы находимся; утверждал, что горы, нас окружающие, ему совершенно незнакомы, а лежащие на юг островершинные сопки нимало не похожи на те, какие находятся на берегах Анюя подле селения Коновалова, зимовья юкагиров, и что потому мы должны быть еще очень далеко от летовьев его народа. Неизбежные при вычислениях ошибки заставили меня сомневаться в верности счислимой долготы, но наш юкагир до того растерялся, что в видимой нами реке не узнавал Погиндены, и никак не мог мне сказать, когда именно слишком далеко уклонились мы на восток или на запад. Наше положение, особенно по недостатку съестных припасов, было самое критическое. Не смея терять времени, мы должны были по возможности спешить к берегам Анюя, где есть несколько селений. Я решился ожидать здесь лошадей до утра, и если они не найдутся, продолжать путешествие пешком.

Августа 14-го поутру лошади не показывались. Мы связали наши палатки и вещи и положили их в безопасном месте. Чайник, котел и инструменты мои навьючили на оставшуюся лошадь и при проливном дожде и холодном ветре пошли далее пешком. Избегая по возможности болотистых мест, мы шли по плоским холмам. Излишне было бы описывать трудности нашего пути то по вязкому болотистому грунту, поросшему сухим, колючим, стелющимся кустарником, то по скользким крутым скатам холмов, и наши переправы через разлившиеся от дождевой воды ручьи, иногда по колена в воде, а иногда по набросанному наскоро мосту. В течение 8 часов беспрерывных усилий прошли мы только 15 верст и принуждены были остановиться на ночлег. Дождь перестал. Мы развели огонь, высушили как могли наши платья, вместо ужина напились чаю и провели ночь под открытым небом. На другой день голод стал нас мучить и ежеминутно усиливаться. Мы надеялись в норах полевых мышей найти кореньев и морошки, которыми обыкновенно запасаются они на зиму и чем нередко спасаются юкагиры от голодной смерти, но надежда нас обманула, потому что мыши никогда не доверяют своих запасов болотистому грунту. Наконец, мы прибегнули к древесной коре: срубили молодую лиственицу, очистили верхние слои коры, а мягкие нижние осторожно отделили от дерева, разрубили на мелкие части и положили вариться в котел с водой. Прежде нежели поспело наше кушанье, употребляемое здесь в голодные годы, надобно было несколько раз снимать с воды серу, по мере варения коры всплывавшую на поверхность. Наконец, образовался у нас род жидкой каши, от примеси соли и перца получившей непротивный вкус, несмотря на вязкость и смоляность. Впрочем, сия пища, при умеренном употреблении, не имеет вредных последствий. Во время обеда нашего небо обложилось густыми облаками, и весь день 15 августа шел дождь.

Мы отправились в путь, несмотря на погоду. Холмы становились выше и чаще, по мере нашего приближения к тому месту, где по моему счислению протекал Анюй. В 13 верстах от ночлега, переправившись вброд, по грудь в воде, через быстрый ручей; достигли мы подошвы горной цепи и с большими усилиями взобрались по крутому скату на самую высокую сопку. Отсюда открылся нам далекий вид на окрестность. Горы тянулись к юго-западу, а на юге лежала пространная долина, где изгибался предел наших страданий — давно искомый Анюй. Можно себе представить нашу радость. Юкагир узнал долину, реку и свое зимнее жилище Коновалова, забыл усталость, голод и громко запел веселую андыльщину (юкагирскую любовную песню). Меня более всего радовала верность моего счисления.

Нам оставалось пройти еще 9 1/2 верст до реки, и от нее было еще две версты до Коновалова, так что мы надеялись только к вечеру быть в селении, но, подойдя к реке, от усталости не могли итти далее и решились провести ночь под открытым небом и под сильным дождем. Сегодня находились мы в пути всего 11 1/2 часов, беспрестанно карабкаясь на высокие горы по крутым скользким тропинкам.

Наш юкагир решился, однакож, итти в селение с тем, чтобы принести нам съестных припасов. Мы развели огонь и ожидали с нетерпением возвращения посланного, но через 1 1/2 часа пришел он с пустыми руками. Все чуланы и кладовые жителей, находившихся еще на летовьях, были пусты, — верное доказательство, что и здесь народ терпел голод.