Пущенная в ход молва о воскрешении Ара из мертвых осталась жить, перешла в другие страны, в другие века. Армянин Ара стал странным мифическим человеком (якобы заглянувшим «по ту сторону бытия»). Что он увидел там, когда был мертв? Рассказал ли об этом живым, когда вернулся из небытия? Да, рассказал, и рассказ его послужил прообразом странных видений «Ада», созданных Данте. В «Политейе» Платон пишет: Жил Ира, сын Армении… Он был убит на войне[174]
. Ожив на костре, когда его погребали, Ира подробно описал «что там видел». Платон заставляет его нарисовать стройную концепцию звездной системы, образы трех парок, картину ада и рая, странствование душ и сознательный выбор ими будущих своих судеб при новом воплощении. Так древний армянский миф превратился в отвлеченный художественно-дидактический образ у эллина Платона, а от него перешел к великому итальянскому поэту. Но превращения мифа не прекратились на этом. Академик Капанцян в своем труде «Мифотворческий образ армянского „Ара“», еще не вышедшем из печати, собрал большой лингвистический материал, позволивший ему провести параллель между древнеязыческим славянским богом весны, Ярило, — богом вечно воскресающего земного плодородия — и мифом о воскресшем Ара.В краткий промежуток древней истории Армении, когда Армения была совершенно самостоятельна и управлялась своими царями, Арташесидами, интересны четыре царствования. При Арташесе I было проведено землеустройство. Моисей Хоренский рассказывает, что:
«…Арташес приказал определить границы деревень и полей, так как он увеличил народонаселение армянской земли введением в нее многих чужеземцев, водворяя их в городах, долинах и равнинах. Пограничные знаки утвердил он такие: приказал обтесать четырехгранные камни, выдолбить в середине их круглое углубление, зарыть их в землю и поставить на них четырехугольные башенки, слегка возвышающиеся над землею».
Он же позаботился о культуре в стране, потому что его предшественники:
«…не имели понятия о главных науках и искусствах… О сменах недель, месяцев и годов… не было им знакомо, хотя у других народов это было введено. Суда не ходили по озерам и рекам нашей страны, не было снастей для рыболовства, земля возделывалась не везде, а в редких местах. По примеру (жителей) северных стран и у нас питались сырым мясом и тому подобным. И все это приводится в строй в дни Арташеса».
Облик Арташеса остался в памяти народа сильно идеализированным. Это о нем складывали народные певцы — гусаны и висаны — эпические песни, и про него сложилась легенда, будто при нем не осталось невозделанной земли ни на полях, ни на горах. Во всяком случае, он был преобразователем своей страны, первый перенес центр армянской жизни в Араратскую долину, построив на ней и сделав столицей город Арташату (источники рассказывают, что Ганнибал, карфагенский царь, бежавший в Армению после падения Карфагена, помог своими советами Арташесу в построении Арташаты и выборе для нее места); наконец, именно при Арташесе, к началу II века нашей эры, по свидетельству Страбона, «разноплеменное население Армении стало говорить на одном, всем понятном, языке (армянском»). Сын его Артавазд I был прямой противоположностью своему отцу. Армянские предания почти до наших дней донесли народную ненависть к нему. В Аштараке, как и во многих других армянских местностях, сохранился обычай, по которому в пятницу на страстной неделе раздается стук, — это будто бы снова заковывают цепи, держащие под землею Артавазда. Эти цепи в течение года разгрызаются преданными царю псами, но народ ежегодно их снова скрепляет.
От той поры остались два обломка надписей арамейскими письменами в Нор-Баязете.