Путешествие по спирали времени

– Вот я – сплошная форма, – вдруг прервал свой рассказ камень, так и не дав нам шанса узнать, чем кончился высокоученый спор, – а ты, ветер, – сплошная бесформенность, прям летающий дух какой-то. Ветер же в ответ только ласково облетел своего друга и теплым дыханием согрел его каменные бока.

Шло время, споры вокруг нашего героя не утихали, а разгорались, так как нашел он все-таки своих последователей. Пробудил в них радость к жизни, умение находить в себе тот луч света, что освещает все вокруг. С тех пор жители царства разделились на две дружных, дополняющих друг друга группы, одни создают форму, готовя ее к принятию Света, а другие ищут Свет внутри себя.

– А ведь правы обе стороны, – задумчиво протянул камень… Но мне, с высоты опыта моего многовекового, милее те, кто совместил в себе обе половины.

И вновь погрузился в свои неспешные размышления.

Солнце почти зашло, а я продолжаю лежать на остывающих камнях и смотреть в небо. Цвет и рисунок его меняется, становясь более вязким и насыщенным. Последние капли тепла покидают каменные тела, и все готовится к ночи. Пора уходить к людям в жилища. Я поднимаюсь и медленно спускаюсь вниз в долину, унося с собой новую историю, новое Знание, и долго еще шепот камня слышен в тишине ночи.

Разговор

Кап. Кап. Тишина. Вздох.

Кто здесь? Ах, да это я. Только я – и больше никого.

Кап. Кап. Темнота, кругом темнота. Темнота – это отсутствие света. Свет… Ха, я здесь неимоверно долго, так долго, что я не помню, что это.

Кап. Кап. Звук. Сейчас звук давит на мозг. Монотонное «кап» сводит с ума. Правда, порой мне удается медитировать под него. И тогда приходят они.

Они – это мысли. Мысли, хм, сначала они роились, как пчелы, толкались, мешали друг другу и мне. Казалось, они везде: в теле, в пространстве, под кожу лезли, как истеричные тетки, метались сумасшедшими белками с пеной у рта.

Когда первая мыслительная атака прошла, со штыками на меня набросились чувства. Обострилось все. Звук достиг своей верхней границы человеческого диапазона и вырвался за его пределы. Обоняние усилилось так, что воздух разложился на молекулы запаха. Осязание перешло на уровень клеточного восприятия. Телом стало все пространство, и все пространство ожило и чувствовало, как тончайший сенсор.

И только зрение и вкус молчали, они испуганно свернулись где-то и молча ждали, когда эта дикая какафония вокруг угомонится.

Кап. Звук, разорвавший сознание, утихомирил все. Наступила тишина. Молчало все: тело, разум, душа, пространство вокруг. Тишина принесла покой. Покой дал сил, чтобы открыть глаза. Темнота, она приятна глазам, успокаивающе баюкает бархатная темнота. Темнота – сейчас друг. Я расслаблюсь и засыпаю.

Кап. Кап. Кап. Толчок внутри меня будит. Я чувствую, что пора. Темнота – это отсутствие света. Мне необходим свет, немедленно, сейчас же, иначе будет поздно. Чувства снова обострились, но выровнялись, как дружная команда, и потянули тело. Появилось шестое чувство, знание, что надо двигаться в определенном направлении и с определенным ритмом. Толчки, толчки. Вокруг меняется что-то – что-то, что помогает мне двигаться. Я подчиняюсь и внутреннему чувству, и внешним проявлениям.

Кап. Кап. Минутное озарение – и я вспоминаю все. Кто я, зачем я здесь, куда я двигаюсь, и что это было уже не единожды, и что снова предстоит пройти весь путь и выполнить… что?

– Здравствуй, – улыбаясь, мягко сказал первый.

– Привет и тебе, – небрежно кинул второй.

– Поговорим, или ты снова уйдешь, бросив пару слов? – спросил первый.

– Тысячи лет ведем мы этот разговор, а ты все никак не успокоишься. Вот скажи, что изменилось за это время? Они – что, резко поумнели? Стали более внимательны к себе? Более великодушны или, как ты там утверждаешь, милостивы? Нет, нет и еще раз нет! Эти новые совсем забыли, кто они. Его хваленая свобода выбора окончательно свернула им мозги. Впрочем, мне это только на руку. Одно плохо: скучно стало, – второй с разбегу кинулся в разговор.

– Погоди, погоди, ишь, разошелся, – прервал его первый, – скучно ему, а кто придумал под мои помыслы маскироваться? А кто сомнение возвел в абсолют, и только на нем одном запутывает так, что диву даешься? Ты разошелся, брат, не на шутку, и мне порой становится нелегко найти в них каплю любви хотя бы к чему-нибудь, я уж молчу про себя и про Него.

– Ага! Так значит, все-таки я был прав все эти долгие века. Теперь ты видишь, что они рождаются, пусть и невинными милашками, но все равно с испорченными мыслишками. И чем дальше, тем легче им вложить в голову, что живут-то один раз, и нет никого превыше их в этом мире.

– И снова я не могу с тобой согласиться, – все так же мягко говорил первый, – ты замечательно ведешь свою партию, показываешь им, насколько хрупко все и от них не зависит. Да только не видишь, какое количество сильных сердец пришло в это время. Насколько дух веры в Него проник внутрь, в сердца их, как ищут они себя в Нем и Его в себе. Насколько свободны они, насколько терпеливее и добрее стали.