Путешествие по Востоку и Святой Земле в свите великого князя Николая Николаевича в 1872 году

Хиос производит в огромном количестве водку, называемую «раки», которая сбывается преимущественно в Египет. Из фруктов, апельсины отправляются в Россию, и с тех пор как она покрылась сетью железных дорог, спрос на них учетверился, а цена удвоилась. Виноград большею частью перегоняется в водку; а знаменитое в древности хиосское вино добывается с одного только места в количестве 10 000 литров и идет в Константинополь, Одессу и Марсель. Наконец на острове разводится маленькое миртообразное деревцо, с которого собирают нечто вроде сладкой камеди, «гом-мастик». Из нее приготовляют варенье, гонят водку, ее же и жуют в сыром виде для белизны зубов; последним занимаются в особенности женщины. В Хиосе нет бедности, как нет и большой зажиточности: все имеют, что называется, достаток. Богачи же, живущие в своих поместьях, как выше сказано, все нажились за границею. Пока мы пили кофе, пред нами проходили хиосцы: на них была своеобразная одежда, состоящая из фески с длинным колпаком, откинутым назад, курточки, жилета, широкого кушака и шальвар, сделанных наподобие мешка, собранного в мелкие складки у пояса, с двумя прорезами для ног около щиколоток. Цвет одежды преимущественно темный: черный, синий, коричневый, желтоватый; покрой шальвар очень смешон, при ходьбе они вздуваются как пузыри и поддувают. Лица у всех на один тип: бритые, с густыми усами, глубоко сидящими во впадинах глазами и большим горбатым носом. Женщин видел мало, – черны, с бледным лицом, рисованными бровями и ястребиным носом.

Выпив кофе и расплатившись за него медною монетой, мы пошли с Бергом по набережной, обстроенной маленькими пристанями и узкими домами в два или три этажа, которые были сложены из гранита и розоватого песчаника. Мостовая выложена булыжником, как в Смирне. Пройдя всю набережную, мы завернули, скорее, в коридор, чем в улицу и, крутясь по всевозможным закоулкам, вышли у рынка на открытую эспланаду пред крепостью. Местами дома обращены в груды камней, на которых гнездятся деревянные шалаши среди развалившихся стен, веранд, крыш и труб, торчащих как колонны. Это следы страшного землетрясения, бывшего на острове в сороковых или пятидесятых годах и от которого город наполовину лежит в развалинах.

Рынок разбит накрест параллельными проходами, очень чисто и опрятно содержим и потому ничего общего с виденными до сих пор на Востоке базарами не имеет.

Площадь, судя по грудам камней, расчищена больше землетрясением, чем доброю волей людей. Она обставлена казармою, домом паши, крепостью, мечетью, рынком и садами со стороны гор. Посредине живая изгородь из мечеобразных агав окружает нечто вроде городского сада, с выжженными солнцем газонами и только что посаженными кустиками.

Было три четверти шестого; около нас вертелись коротко выстриженные, черноглазые мальчишки и дружно напевали: «Нипо! тирл-тирл-лирл-ли-по-по!» Мы порядочно устали; солнце стало садиться, месяц скромно заявлял свои права; к тому же и отпуск наш истекал. Пройдя чрез рынок, мы сели в лодку и вернулись на пароход, любуясь борьбой между заходящим светом дня и мраком ночи, быстро расстилавшей свой темный покров по небу, стушевывая яркие цвета зари и изгоняя из ущельев гор синие, фиолетовые и розовые тени. Скоро пароход снялся с якоря, и прелестная картина Хиоса скрылась из глаз, должно быть, навсегда, произведя своею красотой самое приятное впечатление. Отобедав, мы еще долго сидели на палубе, наслаждаясь после дневной жары свежестью тихой ночи.

Было еще темно, когда я проснулся; в каюте рядом уже копошился мой беспокойный сосед. Я встал, потому что с рассветом дня мы должны были взойти в узкий пролив Кара-Оглу, образуемый материком и рядом скал, которые идут до острова Коса.

Я вышел на палубу первый; месяц давно скрылся, звезды потухали в утреннем полусвете. Пред нами ряд слившихся в один берег островов. Пароход идет на три конусообразные скалы; левее их пролив, чрез который он должен проскользнуть.

Между тем вышел Великий Князь, а за ним мало-помалу собрались на палубе все товарищи. Заря загорелась пурпуровым светом, отражаясь в спокойной поверхности моря; верхушки островов, гор и скал, торча из воды, все краснели и накаливались как горячие уголья, пока не потухли в ярких лучах восходящего солнца.