Путешествие рок-дилетанта

Башлачев. Верить в то, что существует, нельзя. И потом, слово «русский» здесь очень неточно: что именно — российский? Советский? Понимаешь, как трудно определить само слово «рок», так же трудно подобрать правильный эпитет. А отсюда нельзя понять, о чем мы говорим…

РИО. Давай подойдем с другой стороны. Существует ли у нас аналог того, что, скажем, в Англии называют роком?

Башлачев. Знаешь, давай оставим всю эту путаницу с терминологией и просто договоримся, что мы друг друга понимаем. В Англии и Америке рок-н-ролл — это дерзкий удел одиночки, а русский рок-н-ролл предполагает партнера… Если рок-н-ролл — мужского рода, то партнер должен быть женского. Понимаешь? Когда я выступаю, у меня есть некий оппонент — публика, кстати, именно женского рода (раз уж мы говорим на уровне лексики русского языка). И с этой публикой ведется диалог…

РИО. Саша, есть ощущение, что у тебя слово существует как бы само по себе, вне контекста, то есть оно вмещает в себя гораздо больше, чем оно представляет из себя «внешне», как если бы за скромным фасадом прятался огромный дом… У тебя постоянные ссылки на внутреннюю структуру слова.

Башлачев. Видишь ли, мы ведем разговор на разных уровнях — ты на уровне синтаксиса, а я на уровне синтаксиса как-то уже перестал мыслить, я мыслю (если это можно так назвать) на уровне морфологии — корней, суффиксов, приставок. Все происходит из корня. Понимаешь? Вот недавно одна моя знакомая сдавала зачет по атеизму. Перед ней стоял такой вопрос: «Основная религия». Я ей сказал: «Ты не мудри. Скажи им, что существует Имя Имен (если помнишь, у меня есть песня по этому поводу). Это Имя Имен можно представить как некий корень, которым является буддизм, суффиксом у него является ислам, окончанием — христианство, а приставками — идиш, ересь и современный модерн». Понимаешь? Я вот так примерно мыслю — на уровне морфем. Это только кажется, что существует контекст слов, на самом деле речь идет о контексте корней.

РИО. Слово — как корень?

Башлачев. Да-да-да! Возьми хотя бы название города — Питер, В моей голове оно читается Пиитер. Постоянно. Помнишь: «Пиитер, я — поэт…» Но это слово для меня связано не с пиететом, а с корнем «пить». Это гораздо проще. Я в основном стараюсь идти к старым корням. Я глубоко убежден, что любой город хранит в себе свою древнюю географию. Люди ее не помнят, но она есть. Это очень важно. В одном месте была березовая роща, в другом рос столетний дуб, еще в каком-то была топь. И они естественным образом связаны с нашим временем. Эта нить — что называется, связь времен — никогда не рвалась. Скажем, где была топь, там никогда не построят храм. Через двести лет на месте березовой рощи — спокойный район, а где была топь — наоборот, опасный так или иначе. А где был дуб, там срубили его и построили храм. Самое главное, когда лес рубят, его рубят на корню, то есть корни всегда остаются в земле. Они могут тлеть сотни лет, могут смешаться с землей, но они остались — корни этих деревьев. По моему убеждению, это не может не влиять на весь ход последующих событий.

РИО. А как ты пишешь свои песни?

Башлачев. Они возникают из совокупности событий, которые я не могу так вот просто перечислить. Но я знаю их и просто принимаю к сведению. В песне можно рассказать самому себе о себе все, как есть на самом деле. По этому поводу вот что могу сказать. Мне приходится много путешествовать автостопом. И в любой квартире я обнаруживаю, что человек, который так или иначе живет в Своем Доме, занимается искусством интерьера по образу и подобию… У человека может быть мания его величества, ее величества, чьего угодно… В общем, я хотел сказать, что единственное искусство (само по себе это слово я просто ненавижу) живо только на кухне. Кухня нс терпит лишних предметов. Бывают прекрасные кухни, просто удивительные, а зайдешь в комнату — и видишь, что она вне хозяина, чужая.

РИО. Вот ты говоришь, что видел много городов. Как ты относишься к Москве?

Башлачев. Москва… Там невозможно просто гулять. Для этого нужно очень хорошо знать Москву: проехать три остановки на метро, затем две автобусом и только потом можно выйти и сказать: «Я начинаю гулять».

РИО. И поэтому ты перебрался в Ленинград…

Башлачев. Да. Видишь ли, в Москве, может быть, и можно жить, а в Ленинграде стоит жить.

АКВАРИУМ

АКВАРИУМ был создан в июле 1972 г. студентом ЛГУ Борисом Гребенщиковым и молодым литератором Анатолием («Джорджем») Гуницким. В скором времени к ним последовательно присоединились М. («Фан») Васильев (бас, перкуссия), А. («Дюша») Романов (флейта, фортепиано, гитара) и В. Гаккель (виолончель). В 1976 г. Гуницкого за барабанами сменил М. Кордюков, а годом позже к группе присоединился студент консерватории А. Александров (фагот).

Группа выступала с концертами, сотрудничала с экспериментальным студенческим театром ЛГУ, принимала участие в праздновании традиционных Дней музыки БИТЛЗ, выезжала на рок-фестивали в Таллин (1976), Тарту (1979), Тбилиси (1980), Архангельск (1981).