Путешествие с Даниилом Андреевым. Книга о поэте-вестнике

Вот мы уже плывем назад, снова любуемся зелеными берегами с взлетающими серыми цаплями, с вездесущими рыбаками, застывшими у своих длинных удилищ. Ближе к Новгороду — Северскому Десна шире и отчасти судоходна. Оттого дно ее прочищается, вода не застаивается, берега не зарастают и рыбы тут побольше. Правда, задумчивый юный тезка трубчевского князя, взявший с собой удочку, так ничего и не поймал.

Пообедать мы остановились на отлогом залуженном берегу в меловых, поблескивающих березками кручах. Вдоль них вилась дорога, по которой вдруг пропылил грузовик с кузовом, набитым косцами с утомленно — застылыми лицами. Лужок рядом с нами нарядно сверкал мелкими белыми цветами. Я потом узнал, это была дрёма белая. Лазарев и ее принялся фотографировать, пока мы собирали плавник да жгли костер, а потом полез на круто увалистый, с меловой проплешиной гребень.

После обеда — наконец мы доели нескончаемую гречку — катера шли ровно, и к одиннадцати вечера, несмотря на то что стал кончаться бензин, дотянули до Белой Березки. Там четверо из нас — Потупов с сыном, я и Вадим — отправились ночевать к местному поэту, Александру Буряченко, которого знают все поселковые мальчишки, называя писателем. Они нам и указали дорогу. Уложил нас хозяин в неказистом, но с камином, летнем домишке, где у него кабинет и на пустом письменном столе лежит для удивления гостей огромный красный том, посвященный Сталину, изданный с роскошью конца сороковых. На положенных на пол матрасах, со свернутой одеждой под головами, после ночевок на катерах, почувствовав блаженный комфорт, мы быстро и сладко заснули. А книгу о Сталине разглядели утром.

День пятый

Поэт Буряченко, в добротном доме которого утром нас встретил большой портрет Есенина с трубкой, жил рядом с сосняком, заглядывающим на участок. Напротив дома, над улицей красовалось гнездо аистов. Поэт гордится хозяйственной женой и усадьбой, держит корову, свиней, огородничает. Сочинять стихи уходит в лесистые просторы над Десной, беря с собой, как он шутит, свою музу — вырезанную из ольхи стройную палочку. Он мне подарил такую, она у меня стоит теперь рядом с посохом из самшита, который вырезал для меня когда-то в Пицунде Михаил Александрович Дудин… Буряченко на пенсии, на нее он, как газосварщик, ушел на пять лет раньше, и рад, что получает «гробовые» — в Белой Березке чернобыльская зона.

У Буряченко широкое, скуластое улыбчивое лицо, уверенная речь, свою добродушную собаку он аттестует рахманной, что значит смирная и глуповатая. Провожать нас он вышел вместе с женой и собакой, радушно приглашал заезжать, сообщил, что, распростившись с нами, поедет на Украину, за хлебом — там он дешевле. А сюда с Украины приезжают за бензином.

Мы отправились к катерам и под вновь заморосившим теплым дождем помчались к Трубчевску мимо перевозов и переправ, о которых поэт из Белой Березки так многозначительно сказал в своих нехитрых стихах: «Русь по Десне темна на переправах». И, вспоминая Буряченко, стоящий над Десной поселок, где старухи на обед терпеливо ловят рыбку, а рядом, по газетным слухам, гуляет банда и держит оборону, отстреливаясь от бандитов, отчаянный фермер, думаю, что не только на переправах.

Наши катера никак не хотели спешить, когда мы плыли из Трубчевска к Белой Березке, и когда плыли назад — то одно случалось, то другое. Через два года Потупов вдохновенно повторил наш путь со знаменитым Евгением Евтушенко, и в той же Белой Березке у них отказали моторы. Тут явно что-то не так. Но стоило отъехать от заколдованного места, и ровный дружный рев понесся вместе с нами по отуманенной дождем Десне, а вот уже виден Трубчевск.

Теперь, кажется, и нам приоткрылась душа этой невеликой, то чуть извилистой, то резко петляющей в своем пути на юго — запад, к Днепру, серебристо — зеленой реки:

О, не так величава — широкою поймой цветущею
То к холмам, то к дубравам ласкающаяся река,
Но темны ее омуты под лозняковыми кущами
И душа глубока.
Ей приносят дары — из святилищ —
Нерусса
цветочная…

Плаванье решили закончить у самой любимой и щедро воспетой Даниилом Андреевым речки и свернули в зеленое устье. Катера запетляли по узкой в заросших берегах цветочной Неруссе и доплыли до места, называемого Красный Холм. Холм этот — прибрежный песчаный взгорок. На нем еще находят черепки, говорящие, что тут в добояновой древности было поселение или стоян ка. Саша, к общему веселью, сразу же нашел очередной черепок. Наверное, Даниил Андреев тоже находил здесь что-то вместе со своим ровесником, археологом Всеволодом Левенком, представляя «Над этой поймою / Костры древлян».