Путешествие с Даниилом Андреевым. Книга о поэте-вестнике

На все крыши тучи нахлобучены.
Так давай направимся туда,
где в просветах небо и вода
и Неруссы узкие излучины
в зарослях никем не взбаламучены,
где сквозь тени с листьями звезда
падала без всплеска, без следа
в птичий свист под ржавый всхлип уключины…
Где колючек звездных плавники
озаряют илистую тьму,
лодка носом встряла в ивняки,
занесло течение корму,
словно ветер тучу у реки
над холмами «Слова о полку».

2000

7

Там, за Десной, внизу туман.
В нём Игорь — не с полком, так с ротой.
Див смолк, и давится зевотой
Тмутараканский истукан.
Угрюмый идол северян,
или веселый, косоротый,
где внук Велеса пел, Боян,
сменился храмом с позолотой.
Сменилось всё. И облик слов.
За тьмой прибрежных ивняков
не слышно кликов лебединых.
Не встретишь калики седого,
что о Бояновых былинах
бормочет, памятуя Слово.

2000

ВОСЕМЬ СТИХОТВОРЕНИЙ

…Шли мы — не охотники, не разведчики, не искатели полезных ископаемых, просто — друзья, которым захотелось поночевать у костра на знаменитых плёсах Неруссы.

Даниил Андреев

1

Куда дорога выводила?
Нерусса узкая несла?
Босой тропою Даниила,
за всплеском старого весла.
Следя стези его земные
над всё смывающей водой,
мы тоже жгли костры ночные
и в лодке плавали худой.
Нас тоже звёзды ослепляли
на тёмном взгорке у Десны,
не заводя в иные дали
и трансфизические сны…
Одна звезда не цедит света —
осела в жгучих каплях рос,
где одинокий след поэта
травой забывчивой порос,
где в синей гуще чернотала,
сквозь тусклых сосен забытьё
горел огонь, река мерцала,
жизнь озаряло житиё.

2

Над Удольем встали кручи,
крутобокие холмы.
Над Удольем встали тучи,
а под ними встали мы.
Встали. В старице кувшинки
нежно дрогнут под дождём.
Дождь без промаха дробинки
кучно садит в каждый дом,
в каждый узкий чёлн долблёный,
в почерневшие мостки,
в куст серебряно — зелёный,
но без злости и тоски;
не нарушив уток негу,
не пробив гусей пера,
в одинокую телегу,
в кадку посреди двора.
Ненадолго хлябь развёрста.
Вышел на берег народ
любопытствующий просто —
кто их заводью плывёт?
Бабки вышли попрощаться,
разглядеть нездешних нас.
Нам недолго собираться,
но одна заводит сказ.
Смотрит мутно, полудико,
чудотворца житиё
забубнив косноязыко,
как поэт, — пойми её!
Но сквозь наши разговоры
жизни грустной не постичь…
Дождь притих. — Прощай, Егорыч!
— Заводи мотор, Кузьмич!

3