Путешествие с Даниилом Андреевым. Книга о поэте-вестнике

С трубчевских круч открылась даль пустая.
Её заполнит колокольный звон,
поэта взгляд и галок да ворон
над хмурым парком прядавшая стая.
И облак уплывающий, блистая,
Бояновому оклику вдогон,
и немеречи отжитых времён,
и снежно — синий призрак горностая.
Внизу, как Лета, тёмная Десна,
за ней простор забвения и сна, —
он оживает под влюблённым взглядом.
Но — слишком медленно, а на сердце щемит,
и небо тусклое, как перед снегопадом,
и долетает вздох: «Что ми шумить…»

1995

2

Из Чухраёв — рукой подать на Рум…

Даниил Андреев

Дорога ли витиевата,
иль верхоглядство, блажь поэта?
Несётся в сторону заката,
а дожидается рассвета.
Меж елей мгла голубовата,
над лугом желтизной согрета.
Даль щурится подслеповато
от возрастающего света.
Там Рум промокший и продрогший,
там Чухраи, там стаи волчьи,
там дух поэта, превозмогший
беспамятство несвязной речи,
молчание туманной ночи
и дикий морок немеречи.

1994

3 ДЕВИЧОРЫ

И лишь там, на хмурых Девичорах…

Даниил Андреев

Поздней осени поступь легка,

словно девичий шаг в Девичорах,
словно листьев несмерзшихся шорох
и прерывистый шум костерка,
словно рябь на притихших озёрах,
беспощадная нежность курка,
эхо выстрела издалека,
лисий страх, затаившийся в норах.
И уходит вся жизнь в тишину,
как убитый солдат на войну,
как забытый поэт на Парнас,
как в ненастное детство ты сам.
И уносит по озеру нас
к отворившимся вдруг небесам.

1995

4 КВЕТУНЬ

Тешатся ветры крапивою мокрых погостов…

Даниил Андреев

За нами монастырская стена,

предания из лихолетий оных.
Что здесь теперь? Приют умалишённых.
Но не души. Она всегда больна.
Боль заглушит большая тишина,
излуки блеск, тропа на крутосклонах.
В глазах, безмерной далью просветлённых,
невнятная тоска затаена.
Леса туманятся вечерней синевой,
и мглисто — фиолетовой травой
переливаются размашистые склоны.
Минуло скоро царствие цветов,
где голову лечил болиголов,
а душу — золотые перезвоны.

1995

5 ПРЕДАНИЕ

Здесь Нил Столбенский сел на камень

и — вниз ли, вверх ли по Десне —
взял и уплыл. Как в светлом сне.
Притихший берег ивняками
склонился вслед. И мы руками
помашем облаку, волне,
сверканью дня на быстрине
над промерцавшими веками.
Потом по лестнице крутой,
по свежеструганым ступеням
сойдём к неуследимым теням
в листве сомкнувшейся, густой,
куда к молитвенным коленям
когда‑то брызнул ключ святой.

2000

6