Пока я толкал эту речь, физиономия Ника медленно принимала морковный цвет. В горле у него что-то сипело, пальцы впились в джинсы на коленях так, что потертая ткань начала трещать. Я уже испугался, что он вот-вот задохнется, но ему как-то удалось спустить пар.
- Запомни, Денис, - голос его звучал почти нормально, только очень низко. – Никогда не говори плохо о моей девушке. Даже если она бывшая. Это, во-первых. Во-вторых, не увлечение, а эмоциональное вовлечение. Это всего лишь значит, что я – эмпат и сопереживаю людям. А в-третьих, я натурал. Но даже если бы был голубым, как василек... – студент вцепился пальцами в торчащий клок волос. – Господи, Денис, ты же ребенок! А я твой опекун.
Пипец! Меня будто тонким слоем по унитазу размазали и сверху хлоркой засыпали. Прав я был все-таки насчет замерзших воробышков. Эмпат хренов меня подобрал. Отогрел. Накормить хотел. Просто так. Из жалости. А теперь вот жизни учит. И думает, я буду вокруг него прыгать и громко пищать от восторга.
Я снова накрыл подушкой лицо. Видеть не хочу этого... добродеятеля!
- А ты откуда знаешь, - говорю, собирая остатки гордости, - что я против своего желания на кухню голым приперся? Может, ты мне нравишься. И что мне теперь, в монастырь уйти?
Молчание по ту сторону смоченного соплями плюша затянулось. Я тихонько приподнял подушку. Ник сидел, уткнув локти в колени и спрятав лицо в ладонях. По ходу, тут я его все-таки уел.
- В Дании нет действующих монастырей, - сообщил он ладошкам. – Но есть хорошие школы-интернаты. Наверное, там тебе будет лучше. С ребятами твоего возраста. Ты наверняка встретишь там классного парня и...
- Ник! – Я попытался выбраться из складок пледа, но только больше в нем запутался. – Подожди, какой интернат!
Студент поднял сразу как-то осунувшееся, бледное лицо, но глаза так и остались прикованными к коленям:
- Хороший. Ты же понимаешь, Денис, что при таком раскладе будет неправильно, если ты останешься у меня. Завтра я позвоню...
- Не надо! – Я рванулся из пледа, не удержался на краю и рухнул с дивана прямо под ноги студенту. – Я это все прямо сейчас придумал, правда! То есть ты, конечно, отличный парень, даже слишком, но... Блин, я вообще даже не знаю... в смысле, я не уверен, что я гей.
Теперь морда у Ника пошла пятнами. Наверное, ему очень хотелось убить меня на месте, но он просто смотрел сверху вниз, смотрел, пока я не отвел глаза, а мой нос не выдал жалостный хлюп. Тогда он нагнулся и помог мне наконец выпутаться из пледа.
- Не знаю, как ты, а я зверски хочу есть, - парень поднялся и поставил стул на место. – Если тебя устроит подгоревший рис с тунцом из консервов, можем накрыть стол здесь. На балконе стоит пластиковая елка с гирляндой. Притащишь ее сюда? – Он ткнул на тумбу рядом с телеком.
Я кивнул и облегченно метнулся к балконной двери.
О моем «подарочке» мы больше не говорили. Пахнущий гарью рис с соевым соусом и тунцом из банки показался мне королевским блюдом. Мы лопали его, развалившись на диване. По ящику шел совершенно отстойный рождественский концерт: в зале одни спящие старички, весело только ведущим, да и то, потому что им за это платят. Рядом с телеком подмигивала огоньками кривоватая елочка. Ник болтал о том, о сем, будто ничего не случилось.
Я узнал, что Бандерас не родился трехногим – он попал под машину год назад. Вообще-то, это был пес Магды. Породистый, с родословной. Она назвала щенка Бандерасом в честь любимого актера. Но после несчастного случая как-то охладела к собаке. Не пойдешь же с инвалидом на выставку? Экстерьером не похвастаешься. Можно было, конечно, просто усыпить пса, но у Ника язык не повернулся попросить об этом врача. Так вышло, что именно он гулял с Бандерасом, когда все случилось, и именно он повез собаку в клинику. В общем, после выздоровления кобелек плавно перешел в собственность спасителя. Ник не возражал.
Еще студент рассказывал о своей семье. Оказалось, родители его развелись пару лет назад. Мать снова вышла замуж – за датчанина. Отец уехал в Лондон, где ему предложили хорошую работу. Завтра, в первый день рождества, нас ждало продолжение банкета. Мы должны были быть у матери Ника уже в полдень.
- А она... ну, знает про меня? – Забеспокоился я.
- Только то, что ты под моей опекой на каникулах, - успокоил меня Ник. – Многие датчане берут на каникулы или выходные детей из неблагополучных семей. Тут нет ничего особенного.
- То есть я теперь из неблагополучной семьи? – Хмыкнул я, наворачивая тунца.
Студент пожал плечами:
- Как тебе больше нравится: папаша-алкоголик или замотанная мать-одиночка, которая не справляется с сыном-тинейджером?
Я закатил глаза:
- Может, лучше – наркоман, бросивший школу и пойманный за кражу?
- Мою маму мало чем удивишь, - Ник собрал стопкой пустые тарелки. – Жалеть она тебя точно не будет, учти. У нее старая закалка. Давай-ка, отнеси это на кухню и помой. А я пойду пока перекурю.
Ну вот, совсем я студента довел. Скоро по пачке в день пыхать будет. И зачем это он на лестницу курить пошел? Балкон же есть. Хотя на площадке теплее, конечно.