Путешествие с дикими гусями (СИ)

«Может, в Абдулкадире взыграл инстинкт старшего брата? – думал я, машинально пиная попавшуюся под ноги шишку. – Типа защищай все, что меньше тебя и пищит? Или это Ахмед его попросил? – Я дал пас младшему сирийцу, и он, не раздумывая, включился в игру. – Пацан в этом зверинце до меня был самым младшим. Может, его тоже задирали? Хотя нет, - я смерил глазами широченную спину шагающего впереди, чуть сутулясь, Абдулкадира, - с таким брательником можно жить, как у Христа за пазухой. То есть скорее, у Магомета... или кто у них там самый главный».

Не то, чтобы я не радовался случаю быть пригретым за этой самой пазухой вместе с Ахмедом. Просто меня тревожил вопрос: что с меня потребуют взамен? За последние два года я четко усвоил, что ничего в жизни не достается даром, и за все приходится платить – чаще всего рано, а не поздно. Старший же сириец не только отбил меня у Георга с Тома. Он добровольно взял на себя роль моего телохранителя. Пока я был в тени его широких плеч, румыны могли только беспомощно сжимать кулаки – ведь за этими плечами встали бы все арабы Мотылька, стоило Абдулкадиру только свистнуть.

После школы моему бодигарду вздумалось погулять, и меня, естественно, потащили с собой. Ахмед первым обратил внимания на трупно-синий цвет моего лица и свисающие из носа сопли. Поэтому мы завернули в административный корпус, где Абдулкадир с помощью пары датских слов и бурных жестов истребовал для меня новую куртку. Точнее, была она не новая, а очень даже потертая, зато длинная и теплая. Еще сириец решил, что мне необходима шапка. Его собственную голову украшало шерстяное лукошко с огромным красным помпоном, но мне такой красоты, конечно, не досталось. В кладовых Грибскова завалялась только бейсболка с длинным козырьком, которую я как раз смог оценить по дороге через лес. Натянешь на нее капюшон кофты – и ушам тепло, и снег в глаза не залетает.

Куда мы шли, кстати, оставалось для меня загадкой. По-датски братья знали всего пару слов, и явно не тех, что выучил я. Мне приходилось и дальше изображать немого, так что даже уточняющие вопросы задать я не мог. Несмотря на это, младшего разбирала тяга к общению, и вот из его-то трепа я и вынес, что Абдулкадир с Ахмедом из Сирии, что там война, и поэтому они здесь. Про войну я чего-то слышал раньше краем уха – в обрывках случайно увиденных новостных программ, где видеокадры говорили сами за себя. Но вот людей от войны сбежавших встречал впервые.

«Наверное, даже хорошо, что помалкиваю, - рассуждал я. – Так хоть не облажаюсь, ляпнув что-нибудь не то. А то, кто их знает, может, они контуженные или еще чего. Сболтнешь фигню какую-нибудь, и бац – у тебя уже яйца в жопе». Поэтому я молча пыхтел за спиной Абдулкадира, пока его брат резвился вокруг с шишкой, как неуклюжий щенок. Так мы дошли до городка под названием Морум. В магазинчике на заправке братья затоварились шоколадом и чипсами, которыми щедро поделились со мной. Сначала я отказывался – не хотелось, чтобы мой долг сирийцам еще возрос, - но печальный взгляд огромных глаз Ахмеда мог растопить даже лед, меня он растопил уж точно.

Назад мы вернулись, хрустя чипсами, и тут выяснилось, откуда у братьев брались бабки. Где-то в администрации проснулся бухгалтер, и перехватившая меня Ютта, стянув губы в ниточку, отсчитала в мою ладонь 37 с копейками крон. С помощью бумажки и календаря она кое-как объяснила, что такая сумма полагается мне каждый день, и еще раз в две недели мне будут выдавать 241 крону. Первая выплата выпадала как раз на завтра.

Ошеломленный, я вылетел за дверь офиса, сжимая в потной ладошке дармовые деньги. Блин, это ж чего получается? Я могу все это богатство тратить, как захочу? Ха, теперь понятно, чего румыны тут ошиваются! Не житуха, а лафа! Жрачка бесплатная – кстати, когда там у нас ужин? Всего-то и надо подкопить чуть бабла, отожраться, разобраться, где тут ходит электричка на Копенгаген, и свалить в столицу! Хрен меня Ян тогда найдет. Я пробил по интернету – там населения миллион. А в большом городе я, может, работу найду. Ведь притворяться немым уже будет не обязательно. Подучу тут пока датский, и... Уж пол мести-то я всегда смогу. Да даже если унитазы мыть придется! Деньги дерьмом пахнуть не будут. А потом вот выучусь, может. Скажем, на судью. Буду таких, как Ян, прищучивать.

Я представил себе Яна в клетке – заросшего недельной щетиной, с кругами под глазами и почему-то фингалом во всю щеку. Как он лепечет что-то в свое оправдание, а я, в мантии и, конечно, белом парике поднимаю молоток и вгоняю его в стол так, что дерево идет трещинами:

- Объявляю приговор: смертная казнь на электрическом стуле. Приговор обжалованию не подлежит.