- Короче, слушай, - продолжала Мила, морща носик. – Тут Андерс спрашивает, кто тебя отметелил. Потому что я никого не видела, чтоб ты знал. Я тебя уже потом нашла. Ты, конечно, можешь ему сказать, я не разболтаю. Только учти, что этим козлам ничего не будет, а тебе потом как стукачу еще навешают. Ферштейн?
Я выпучился на Милу единственным здоровым глазом. Ее речуга мало общего имела с переводом. Ничего не понимающий Андерс переводил печальный взгляд с нее на меня и обратно. Поняв, что я никаких имен сообщать не собираюсь, он снова начал трындеть.
- Он говорит, - Мила хрустнула пальцами в серых шерстяных носках, - ты зря тратишь свой талант на всякую хрень. Малюешь похабщину. Чо за похабщина-то?
Она с выражением вселенской скуки на лице спросила о чем-то Андерса. Тот вытащил из кармана мятую бумажку и аккуратно разгладил ее на столе. Мои уши вспыхнули и чуть не скрутились в трубочку. Рука молниеносно схватила рисунок с зоопарком. Белые клочки усыпали пол на пути к стоящей в углу корзине.
- Мдя, талантище, - закатила глаза под розовую челку Мила.
Терьер снова затявкал, и девчонка вспомнила о своей роли переводчицы. Или, скорее, толковательницы:
- Короче, Андерс тут честно считает, что ты здорово рисуешь. Охи-ахи я пропущу, - она побарабанила ноготками по столу, пока Андерс изливал свое восхищение в воздух, а потом продолжила. – Ладно, к делу. Короче, тут на рождество у нас готовится типа концерт. С песнями и этим, как его, театром. Хотят, чтобы ты помог нарисовать декорации. Сделаешь?
Теперь уже глаз к потолку закатил я. Блин, ну чего вот мне тихо не сиделось, а? Нашли мне, тоже, художника от слова худо.
- Только никакой порнухи, - строго уточнила Мила и снова затрещала костями.
Я покачал головой. Девчонка сказала что-то по-датски, и радостная улыбка на Терьерской мордочке наполнила меня ужасом. Я замычал, затряс башкой и даже руками замахал.
- Не поможет, - холодно процедила Мила. – Я тебя уже на оформление подписала.
Мой единственный глаз уставился на нее с немым укором и вопросом: «За что?!»
- А чо, - девчонка заправила за ухо розовую прядку. – Мне одной что ли мучиться? Я – Мария. Ну, та самая, - пояснила она, когда мои синяки сложились в недоуменную мину. – С младенцем.
Давно я так не ржал.
Кит уходит на дно. Германия
Кит пропал из моей жизни ожиданно и все-таки внезапно.
В тот день мы с ним валялись на матрасах и от нечего делать соревновались в меткости. Стреляли шариками из жеваной туалетной бумаги по мирно спящим вокруг мишеням. За неимением сделанной из ручки трубочки, приходилось выплевывать снаряды прямо изо рта. На самом деле, это гораздо труднее – ведь очки присуждались не только за меткость и дальность стрельбы, но и за бесшумность.
- Ухо Баптиста – десять очей, - прошептал Кит, принимая позу снайпера, готового к выстрелу из позиции лежа.
Я смерил взглядом расстояние до цели. Баптист мирно дрых напротив окна, лежа на боку лицом к нам. Обычно он прятал свои торчащие, как у мартышки, уши под длинными волосами или банданкой, прижимающей непокорные лопухи плотно к голове. Но пока он спал, ухо топорщилось, радуясь свободе, и нежно просвечивало розовым в солнечном пятне.
Кит сосредоточенно сдвинул брови, прищурился. Раздалось едва слышное: «Пу!» Не просыпаясь, Баптист почесал задетое снарядом ухо и снова мирно засопел.
- Восьмерка, - презрительно прошептал я и начал жевать свой шарик. – Только по краю смазало.
- Какое по краю! – тоже шепотом возмутился Кит. – Баптист толстокожий просто, как носорог! Тут из сорок пятого калибра палить надо, чтоб он хоть ногой дрыгнул.
Я недоверчиво фыркнул и прицелился в пламенеющее на солнце ухо.
- Не веришь? – продолжал Кит, щекоча дыханием мое плечо. – Да ему бык однажды булавку в сосок загнал, а он ничего. Только потом у Яна штангу попросил вставить.
Я дернулся и, конечно, промазал.
- Ауч! – растрепанная со сна голова Дагмара высунулась из-за плеча Баптиста. Мальчишка щурился на свет, непонимающе потирая длинный нос.
Мы с Китом одновременно рухнули на матрасы, притворяясь спящими и с трудом подавляя распирающий грудь хохот. Немного поворочавшись, Дагмар нова затих. Я приоткрыл веки и встретился взглядом со смеющимися глазами Кита.
- В молоко, - прошептал он, кусая губы, чтобы не заржать.
- Я же попал! – не собирался я сдаваться так легко. – Причем вслепую!
- Пфф, - Кит перевернулся на бок лицом ко мне. Одеяло соскользнуло с бедер. – В такой шнобель кто ж не попадет?! Это же Джомолунгма! Эверест! Пик Коммунизма...
Я не смог подавить стон, хватаясь за надорванный беззвучным смехом живот.
- Кит, ты, наверное, отличником был по географии, да?
Его улыбка медленно выцвела. Шоколадные глаза потемнели до черноты. Внезапно он был уже на мне. Впился в рот, прикусывая губы, будто собирался съесть меня живьем. Колено вбилось между ног. Епта, да у него стоит! И в бедро мне конкретно тычется!
Я молча забился, пытаясь скинуть Кита с себя. Блин, что на него нашло?!
- Ай!