Путешествие с двумя детьми

Сегодня еще больше, нежели жара (я достаточно одет, чтобы от нее защититься, даже снова надел галстук), для меня невыносим свет, мне кажется, что он, минуя прорези глаз, сразу попадает мне в голову, зрачки бастуют. И невозможно смотреть на лицо ребенка, не чувствуя, как поднимается тошнота.

Я оставил любимую розовую рубашку на последний день, но время обольщений прошло, настало время ностальгий, розовый подобает трауру.

Дорога из Могадора в Агадир: Изабель снимается в Мексике, Тьери в Йере с Кристиной, Ивонн присоединилась к матери в Иерусалиме, Патрис должен быть в Берлине, когда я ложусь, с разницей во времени, Клер встает, чтобы идти в редакцию, Мишель перечитывает первые гранки своей бесконечной книги, Матье вернулся из Венеции накануне моего отъезда, и Филипп уедет в Москву в день моего возвращения, я обещал написать письмо Хансу Георгу, и у меня осталось всего четырнадцать часов, чтобы это сделать. Может быть, когда я вернусь, Сюзанн, как предсказывала, будет уже мертва, и я знаю, что мне не удастся даже вспомнить о том последнем мгновении, когда я видел ее живой. Почему мы все так далеко друг от друга?[10]

На обочине мальчишки хотят продать разрисованные в цвет незабудки комья земли. Черные мужчины бросаются под колеса белого человека, чтобы умолять об освобождении.

Возвращение в Могадор за паспортом Б., который забыл у себя или притворился, что забыл, владелец гостиницы. На базаре, где мы покупаем яйца, хлеб и плавленый сыр для пикника, я случайно натыкаюсь на стопку газет многодневной давности. Я ее покупаю. Там есть моя статья, я читаю из любопытства и не узнаю ни одной фразы: я уверен, что написал ее от первого до последнего слова, она даже не была сокращена или как-то исправлена, и, тем не менее, ни одна идея, ни одна формулировка мне не принадлежат, статья могла бы быть написана кем-то другим, и даже тогда не была бы мне более чужой. Ощущение провала.

Но ребенок спрашивает меня, есть ли в этой газете моя статья, и раскрывает ложь. Я с недовольным видом отдаю газету, он читает. Через пять минут, отложив ее, он в тишине протягивает мне руку, растопырив пальцы, просовывает их между моими, сжимая кисть, и шепчет: «Я тобой горжусь». Колебание между стыдом и счастьем.

Эти цвета, я воспроизведу их по памяти. Однажды, когда я ослепну или когда все границы будут открыты, я нарисую карту Марокко.

Мы останавливаем машину на берегу моря, недалеко от белого маяка, чтобы сделать снимок на память: садимся на корточки против заходящего солнца, под аппарат на капоте машины мы подложили камни: я рядом с непорочным ребенком, между щелчков я поднимаю его майку, чтобы погладить гладкую теплую спину. Мое фото на память будет снято во время нашего позирования, во время ласки.