Путешествие с трупом

– Прекрасно. Значит, эта булавка должна была находиться под лацканом. Это практически единственное место, куда мужчина может ее приколоть... Так, Равье, а после того как он отдал тебе свою одежду, ты обыскал камеру?

– Я быстро посмотрел по сторонам и под нары, проверяя, не забыл ли чего.

– Рукой по нарам ты не водил?

– Нет.

– Так что, если бы он воткнул вот эту булавку в дерево, ты мог ее не заметить?

Шеф не перестает молча теребить свои манжеты.

– Верно...

Ладно, – говорю я Равье, – ты нам больше не нужен. В следующий раз ничего не оставляй на авось. Он снова краснеет и выходит пятясь.

– Значит, булавка от Карла Бункса.

– Да, и он хотел, чтобы я вынес ее из камеры...

– Как это? Я рассказываю об инциденте в бистро.

– Вы уверены, что именно он воткнул ее в ваш пиджак?

– Теперь – да.

– И предполагаете мотив этого на первый взгляд абсурдного поступка?

Я в нерешительности. Встаю и иду к двери.

– Да, – отвечаю я и выхожу.

Глава 8

Когда я возвращаюсь в номера мамаши Бордельер, атмосфера становится еще более тяжелой.

Надвигающаяся гроза давит на мозги и легкие. Терпеть не могу такую погоду. Кажется, что планета сейчас разорвется, а это одно из самых неприятных ощущений.

Прежде Чем подняться по лестнице дома, я вынимаю золотую булавку из лацкана пиджака, куда воткнул ее, выйдя из кабинета Старика, и втыкаю в плечо, точно в то место, куда ее сунул Бункс.

Поднявшись на четвертый этаж, где обретается старуха, звоню

Она открывает мне, держа в руке рахат-лукум.

– Наконец-то вы вернулись! – восклицает она с набитым этой жуткой замазкой ртом. – Милая девочка начала отчаиваться...

Я усмехаюсь.

– Я, мамаша, как крупный выигрыш: заставляю себя ждать, но всегда прихожу к тем, кто умеет это делать.

Старуха вытирает дряблые губы, на которых помада смешалась с сахаром.

– Я угостила ее шоколадкой... Это дитя просто восхитительно. – Она заговорщицки толкает меня локтем в живот: – Вы не будете скучать, шутник!

Будь это кто другой, я бы не потерпел подобной фамильярности, но к мамаше Бордельер питаю слабость. Она такой яркий типаж, настолько невероятна, что на нее невозможно сердиться.

Стучу в дверь комнаты.

– Входите! – отвечает Рашель. Она сидит в кресле, одетая в белый домашний халат, окружающий ее нимбом нереального света.

– Было так жарко... – объясняет она.

– Ну конечно. – И добавляю, гладя ее по затылку: – Я не очень задержался?

Она взмахивает ресницами.

– Я начала думать, что вы меня бросили...

– И какое чувство это у вас вызвало?

– Боль, – шепчет она, отводя глаза.

Такого рода признания автоматически влекут за собой поцелуй.

Я беру ее чуть повыше локтя, буквально поднимаю с кресла и прижимаюсь своими губами к ее. Прикосновение к девочке, у которой под халатом ровным счетом ничего нет, вызывает у вас желания, мягко говоря, весьма далекие от стремления проштудировать последние статьи о косвенных налогах. Я увлекаю ее на постель, бормоча бессвязные слова, разжигающие ей кровь.

Когда мы достаточно наигрались в зверя с двумя спинами, я в последний раз целую ее. Как видите, любовь всегда начинается и заканчивается одним манером...

– Если ты позволишь, милая, я немного побреюсь, – говорю я. – Чтобы вывести тебя в свет, это просто необходимо, а то у меня рожа, как у итальянского бродяги.

– У тебя есть бритва?

– Нет, но у хозяйка должна быть. С ее-то бородой! Я кладу пиджак и выхожу из комнаты. Как и предполагал, содержательница номеров крутится поблизости с фальшиво-невинным видом. Я подбегаю к ней и шепчу на ухо:

– Говорите со мной, говорите, что в голову взбредет!

Я снимаю ботинки и по-кошачьи подкрадываюсь к двери комнаты. Замочная скважина как раз на уровне моих глаз, когда я стою на коленях.

Мне открывается великолепный вид на комнату... Как с центральной трибуны стадиона. А в глубине коридора мамаша Бордельер трещит как заведенный попугай.

Вижу, Рашель выходит из туалета, где была, когда я уходил из комнаты.

Она подходит к двери и запирает ее на задвижку. К счастью, мамаша Бордельер любит подсматривать за тем, как резвятся ее постояльцы, и потому снабдила комнаты задвижками, а ключи спрятала...

Рашель, думая, что теперь находится в безопасности, идет прямиком к моему пиджачку и ощупывает карманы. Первое, что она достает, – пистолет. Она вытаскивает обойму, вынимает из нее все патроны и ссыпает их в китайскую вазочку, после чего вставляет обойму в рукоятку и сует пистолет обратно в мой карман. Затем берется за мой лопатник и изучает мои бумаги на имя швейцарского подданного Жана Нико... Пожав плечами, кладет бумажник на место. Для девушки, претендующей на место секретарши, у нее редкостная ловкость. Очень скоро она находит под подкладкой мой специальной жетон, смотрит на него, и на ее губах появляется улыбка.

Красавица продолжает свои поиски. Теперь она ощупывает плечи и тут же находит булавку.

Ее удивление просто неописуемо. Она разевает рот, округляет глаза. Радостно щелкнув пальцами, она вытаскивает булавку и кладет ее в свою сумочку.

Я покидаю наблюдательный пост и возвращаюсь к мамаше Бордельер.

– У вас есть бритва? – спрашиваю я ее.

– Хотите побриться?