Путешествие шлюпок с «Глен Карриг»

В конце концов мы спустились на камбуз, где я снова увидел крепкую коренастую женщину, исполнявшую на судне обязанности кока; здесь же находились и двое очень милых детей — мальчик на вид лет пяти и девочка, которая только недавно выучилась ходить. Обратившись к госпоже Мэдисон, я спросил, не являются ли малыши ее двоюродными братом и сестрой, но уже в следующую секунду сообразил, что это невозможно, так как капитан, насколько мне было известно, погиб семь лет назад. Мое недоумение разрешила женщина-кок; сильно покраснев, она сказала, что это ее дети. Признаться, я был удивлен этим ответом, но потом решил, что она, вероятно, путешествовала на судне вместе с мужем; оказалось, однако, что я ошибался, поскольку женщина добавила, что, полагая себя навсегда отрезанной от мира, вступила в некое подобие брака с корабельным плотником, которого полюбила и от которого прижила двух малюток. Должно быть, мое лицо отразило какие-то чувства, принятые ею за неодобрение, так как, еще сильнее смутившись, женщина-кок объяснила, что браком их сочетал второй помощник, принявший на себя обязанности капитана после того, как тот погиб вместе со старшим помощником. Я поспешил заверить добрую женщину, что прекрасно понимаю ее чувства, и она, немного успокоившись, поведала, что отправилась в плавание со своей хозяйкой, женой капитана, дабы ухаживать за Мэри, которая тогда была еще совсем ребенком, поскольку была искренне привязана к обеим. На этом женщина-кок завершила свой нехитрый рассказ, добавив в заключение, что, как она надеется, не совершила никакого греха, вступив в брак, ибо ее намерения были самыми добрыми. Я поспешил заверить добрую женщину, что и самый строгий моралист вряд ли отыщет повод в чем-то ее упрекнуть и что сам я не только не осуждаю ее, но, напротив, восхищаюсь проявленным ею мужеством. При этих моих словах женщина-кок отложила поварешку и шагнула ко мне, с самым решительным видом вытирая о фартук свои огромные руки, но я поспешил уклониться от ее объятий: мне не хотелось, чтобы госпожа Мэдисон сделалась свидетельницей подобной картины. Увидев это, добрая женщина от души расхохоталась и благословила меня со всей сердечностью, на какую была способна, и против этого я нисколько не возражал.

Потом мы с капитанской племянницей покинули камбуз и отправились дальше. Обойдя весь корабль, мы вернулись на ют и обнаружили, что матросы снова вращают шпиль, выбирая слабину; увидев это, я обрадовался еще больше, ведь это доказывало, что корабль продолжает двигаться даже быстрее, чем раньше. На этом госпожа Мэдисон оставила меня, так как ей нужно было позаботиться о тетке; когда она ушла, меня обступили матросы — всем хотелось услышать хоть какие-нибудь новости о большом мире, от которого они оставались отрезаны столь долго; в течение последующего часа я только и делал, что отвечал на их жадные вопросы. Потом второй помощник позвал нас к шпилю, поскольку канат снова провис; некоторое время мы вместе вращали барабан, после чего я продолжил свой рассказ, ибо за семь лет, что судно находилось в плену водорослевого континента, в мире произошло немало интересных и важных событий. Закончив, я в свою очередь заговорил о том, о чем не осмелился спросить у госпожи Мэдисон, и матросы откровенно поведали мне о страхе и тоске, которые рождал в них один вид бескрайнего плавучего континента, об одиночестве и ужасе, охватывавших их души при мысли о том, что всем им суждено окончить свои дни в этом проклятом Богом краю, так и не увидев ни родного дома, ни своих близких.

К этому моменту возбуждение, явившееся следствием удачного завершения опасной переправы и встречи с обитателями корабля, начало проходить, и я почувствовал сильный голод, ведь на судно я отправился до того, как мы успели пообедать, ступив же на палубу, был слишком увлечен тем, что мне удалось узнать, и совершенно позабыл о хлебе насущном. (Моряки, очевидно, пообедали до моего появления, так как я не видел, чтобы кто-то из них ел; таким образом, ничто не напоминало мне о необходимости подкрепить силы пищей.) Но теперь громкое урчание в пустом животе напомнило мне о голоде, и я спросил, нельзя ли мне чем-нибудь перекусить. Один из матросов тотчас отправился на камбуз, чтобы сообщить женщине-коку о том, что я пропустил дневную трапезу; при этом известии добрая женщина пришла в большое волнение и захлопотала у плиты; вскоре она приготовила несколько отличных блюд, которые самолично принесла в салон. Накрыв на стол, она позвала меня, а уж я не заставил себя ждать.