Путешествие Сократа

— Серафим... Тогда... Еще тогда, когда мы впервые встретились, — как ты мог так много знать обо мне?

Старый монах ответил не сразу. Наконец он нарушил молчание:

— Много лет назад, Сократес, еще до того, как я стал монахом, я был солдатом. Я сражался в самых ужасных боях и видел такое кровопролитие, какое и помыслить человеку не в силах. А потом... потом пришла другая скорбь...

 И тогда я отправился на Восток в поисках смысла, и мира тоже. У меня почти не было надежды отыскать хоть что-то из этого. Я побывал во многих землях, узнал много путей, ведущих к Богу. Я узнал, что всякий путь хорош, если он ведет к возвышенной жизни. Я выбрал христианскую веру, но это не значит, что я отверг все те дары, что были получены мной, когда я знакомился с другими путями, различными тропами, что ведут к вершине одной горы...

Я обнаружил, что некоторые из этих даров всегда были со мной, но практика помогла мне открыть и взрастить их в себе. Один из таких даров — целительство. Даже мальчишкой я ощущал в себе энергию, пульсировавшую в моих ладонях. Я верю, что энергия исходит из духовного источника. Другой мой дар — видение... и предвидение.Оно похоже на цветок, что раскрывает лепестки, когда на него падает луч света. И еще мне временами открывается, во снах или видениях, нечто о некоторых вещах, но никогда — всё обо всём.

— Знаешь, меня так часто поражала эта твоя способность...

— Чтобы понять ее, ты должен сам пережить нечто подобное. Когда ты открываешься для Бога, ты можешь знать всё, потому что ты и есть всё. Ты открываешь, что прошлое, настоящее и будущее — всё случается ни в какое иное время, как только сейчас. Вот так мне и удается временами видеть и знать.

— И ты видел  то, что  уготовано  мне в моем будущем?

— Я вижу то, что можетбыть, а не то, что должнобыть. Поступки, что ты совершаешь сейчас, облекут в форму твое будущее. А быть ли ему хуже или лучше — это уже дело твоего выбора.

— Но можешь ли ты мне хоть что-нибудь открыть из того, что ждет меня впереди?

Серафим умолк, задумавшись над Сергеевыми словами.

— От каждого духовного дара неотделима и ответственность за него. Мои видения даны мне для того, чтобы я помогал советом, а не предсказанием. Если я расскажу тебе о том, что видел, это может укрепить тебя или же ослабить — а я не настолько мудр, чтобы знать это в точности.

В любом случае, я не хочу идти наперекор твоей свободной воле. Ты пришел на эту землю не для того, чтобы всецело полагаться на меня. Полагайся на себя, верь в себя, иди своим путем. Что, если бы я увидел, как ты расправляешься со своими врагами, в тот самый день, когда ты только ступил на этот остров? Захотел бы ты посвятить все эти годы тренировкам? И если да — то благодаря моему видению или вопреки ему? А что, если бы я увидел тебя поверженным? Это заставило бы тебя отказаться от своего намерения?

Взгляд Серафима, как показалось Сергею, вдруг стал печальным:

— Да и не всегда я понимаю то, что вижу, Сократес. Не могу тебе с полной уверенностью сказать, убьешь ли ты этих людей... а то, может, простишь их...

— Простить? Да я сперва отправлю их в ад!

— Они и так в аду.

— Это не оправдание!

— Нет, конечно же нет... — ответил старец. — Такому и не может быть оправдания. Порой даже объяснить такое непросто. Но однажды может случиться так, что ты увидишь этих людей как часть некоего своего большего «я». Тогда, в это самое мгновение, все встанет на свое место. Даже если тебя призовут на бой, ты будешь знать, что ты всего лишь бьешься с самим собой.

Серафим неторопливо зашагал, очевидно, подбирая слова:

— То, что я собираюсь рассказать тебе, я никогда не открывал никому — но тебе, возможно, это поможет кое-что понять в самом себе...

Когда-то и я был женат. Я был молод, влюблен, у нас было трое детей. Затем я ушел на войну, а их убили разбойники.

Он замолчал, затем, все так же неторопливо, продолжил:

— Как и ты, Сократес, я поклялся найти тех, кто... И готовился к этому, совсем как ты.

— И ты нашел их? — Сергей напрягся, словно в ожидании некоего знака.

— Да, и убил — всех до одного.

Сергей невольно вздохнул. Он не ожидал, что у него с его наставником может оказаться и такая трагическая связь.

— Серафим... когда ты узнал, что сделали с твоей семьей... скажи — разве это был не самый черный день в твоей жизни?

Но Серафим только покачал головой.

— Поначалу — да, но самый черный день пришел вместе с моей так называемой «победой» — когда мои руки оказались обагрены кровью тех людей... Понимаешь теперь? С руками в крови я стал одним из них...

— Причем здесь они? Ведь ты же...

— Убив дракона, сам становишься драконом, — повторил Серафим. — До сих пор тот день тяжелым грузом лежит на моей совести. Однажды сделав что-то, мы уже не в силах это изменить. Понимаешь? Вот так-то... Это была одна из причин, почему я взялся учить тебя — в надежде, что ты не повторишь моей ошибки.