Путешествие стипендиатов (илюстр)

— Тысяча чертей! — повторял Джон Карпентер. — Когда же мы наконец разделаемся с этим пансионом?… Неужели придется ждать следующей ночи?…

Судно между тем, воспользовавшись последними дуновениями ветра, приближалось к «Стремительному». Вот-вот они разминутся…

Это было большое трехмачтовое судно, направлявшееся либо к одному из Антильских островов, либо в один из мексиканских портов.

Что касается его принадлежности, то определить ее было невозможно, поскольку флаг на бизани был спущен. Но, судя по конструкции и такелажу, оно было американским.

— Непохоже, что оно идет с грузом… — заметил Магнус Андерс.

— Точно, — ответил Уилл Миц, — ручаюсь, оно идет с балластом.

Минут через сорок судно было не более чем в двух милях от «Стремительного».

Поскольку течение сносило «незнакомца» в этом направлении, Гарри Маркел надеялся, что он обгонит «Стремительный». Если чужак окажется милях в пяти-шести от барка между часом и четырьмя утра, то, даже если предположить, что на борту завяжется борьба, крики на таком расстоянии слышны не будут.

Полчаса спустя, когда сумерки окончательно сгустились, последнее дуновение ветерка исчезло. Оба судна замерли неподвижно менее чем в полумиле друг от друга.

Часов в девять мистер Паттерсон спросил сонным голосом:

— Ну что ж, друзья мои, а не пора ли нам по каютам?…

— Еще не поздно… мистер Паттерсон, — ответил Роджер Хинсдейл.

— А спать с девяти вечера до семи утра явно многовато, мистер Паттерсон, — добавил Аксель Викборн.

— А то вы вернетесь в Европу толстым как монах, мистер Паттерсон, — объявил Тони Рено, показывая руками воображаемый объем живота.

— На сей счет можете не беспокоиться, — ответил ментор. — Я всегда буду держать себя в разумных границах, как раз между худобой и тучностью.

— Мистер Паттерсон, вы знаете поговорку, дошедшую до нас от средневековых мудрецов?… — не унимался Луи Клодьон.

И он начал цитировать первые строки дистиха Салернской школы: [257]

— Sex horas dormire, sat est… [258]

— Juveni senique [259], — продолжил Хьюберт Перкинс.

— …Septem pigro [260], — подхватил Роджер Хинсдейл.

— Nulli concedimus octo! [261]— закончил Джон Говард.

Излишне говорить, что мистер Паттерсон был несказанно польщен, услышав латинскую цитату последовательно из уст всех лауреатов.

Однако сон окончательно сморил ментора, и он заявил:

— Оставайтесь, если вам нравится, на полуюте дышать вечерним воздухом… Но я… отправился бы… лучше бы… нет, я все же пойду лягу…

— Доброй ночи, мистер Паттерсон! — хором пожелали юноши.

Ментор спустился на палубу и отправился к себе в каюту. Вытянувшись на койке и приоткрыв иллюминатор, дабы обеспечить приток ночного воздуха, он заснул сном праведника, пробормотав перед этим:

— Rosam… letorum… angelum!

Еще час Луи Клодьон с друзьями провели на свежем воздухе. Они беседовали о путешествии на Антилы, вспоминали наиболее яркие эпизоды и мечтали о том, с какой радостью и интересом будут восприняты дома их рассказы об увиденном на архипелаге.

Точно так же, как Гарри Маркел приказал зажечь огонь на верхушке фок-мачты, капитан неизвестного судна зажег свой на носу.

Эта предосторожность принимается темными тропическими ночами, когда течения и противотечения могут вызвать столкновение судов. С полуюта можно было различить сигнальный фонарь соседнего судна, перемещавшийся на одном месте вверх-вниз под действием океанской зыби.

На этот раз Тони Рено дал себе обещание ни в коем случае не превысить sex horas, столь усиленно рекомендуемых Салернской школой. Еще не будет и пяти, когда он выйдет из каюты и поднимется на полуют. И если неизвестное судно будет еще на траверзе «Стремительного», можно будет сигналами выяснить его принадлежность.

Наконец часам к десяти все пассажиры уже спали, за исключением Уилла Мица, который прохаживался по палубе.

Тысяча мыслей теснилась в его голове. Он думал о Барбадосе… куда вернется теперь только года через три-четыре… о матушке, которую увидит так нескоро… о службе на «Элизе Уорден»… о новой должности… о плаваниях в неизведанные моря и страны…

Затем его мысли вернулись к «Стремительному», на котором он плыл к месту службы… к этим веселым юношам, что были ему так симпатичны… Особенно в душу ему запали Тони Рено и Магнус Андерс из-за их любви к морю и плаваниям.

Наконец он принялся размышлять о странном поведении команды «Стремительного», о капитане Пакстоне, который внушал ему необъяснимую антипатию, о моряках, оказавших ему совсем недружеский прием!… Никогда он не представлял себе их такими, и, как знать, изменится ли первое впечатление?…

Размышляя таким образом, Уилл Миц расхаживал по палубе от бака до полуюта. Матросы тем временем уже улеглись вдоль релингов, одни уже спали, другие о чем-то беседовали вполголоса.

Решив, что этой ночью ничего не предвидится, Гарри Маркел отправился к себе в каюту, отдав приказ, чтобы его разбудили, если ветер посвежеет.