– Мне казалось, тебе нравятся такие танцы. Я видел, как ты танцевала с Реном… А я не успел научиться.
– Кишан, перестань все время сравнивать себя с Реном. Ты мне нравишься таким, какой ты есть, а не потому, что мне нужна ксерокопия!
– Что такое ксерокопия?
– Это… неважно! Главное, будь самим собой. Я не хочу, чтобы ты менялся. Если не любишь танцевать, то и не надо.
– Нет, я люблю танцевать! Просто не очень умею.
– Ну и замечательно. Я тоже не очень.
– Правда?
Вместо ответа я положила голову ему на плечо и закрыла глаза, позволив Кишану вести и направлять меня, как ему хочется. Я доверяла ему. Я знала, что он никогда меня не обидит, и хотела дать ему то же ощущение покоя и безопасности, которые он так щедро дарил мне. Я всем сердцем хотела не просто полюбить его как человека, но влюбиться в него. Но предательские мысли об объятиях совсем другого мужчины были тут как тут. Я свирепо выполола их и растоптала. Довольно! Я хотела думать только о Кишане. О хорошем человеке, который искренне любил меня.
К счастью, он прервал мои мысли:
– Ты знаешь, когда я полюбил тебя?
– Нет.
– Когда увидел, как ты лечишь раны Рена после того, как мы с ним поцапались в джунглях. Ты тогда еще не знала, что на нас все заживает, как на собаках, и плакала.
– Я помню.
– У меня разбилось сердце, когда я увидел, что ты плачешь над людьми и животными, даже такими дикими, злыми и проклятыми, какими были мы. Ты была сама нежность и доброта. Мне захотелось тебя утешить. Сделать счастливой. Сделать так, чтобы ты больше не плакала.
– Ты сделал.
Он хмыкнул.
– Помнишь, как я впервые вышел из джунглей и напугал тебя?
– Да.
– До этого я долго следил за тобой. Ты меня заворожила. Я впервые видел человека, у которого все мысли были написаны на лице.
– Никогда не думала, что меня так легко прочесть!
– У тебя очень открытое и доброе лицо.
– Спасибо.
Легкий ветерок забросил прядь моих волос мне на щеку, Кишан убрал ее, погладил мою шею.
– Ты знаешь, что стала первым человеком, с которым я заговорил за сто лет?
Я всмотрелась в его лицо:
– Нет, я не знала. Как же ты был одинок!
Он долго разглядывал меня своими тихими золотыми глазами, и я невольно загляделась на медные искорки, плясавшие в их глубине. Кишан обнял меня за талию.
– Да, я очень долго был совсем один. И чувствовал себя последним человеком на Земле. Когда я увидел тебя, это было как сон. Как будто ангел сошел с небес, чтобы спасти меня от жалкого прозябания. Я дошел до такого состояния, что мне было все равно, жить или умереть, лишь бы покончить с одиночеством. А потом, когда ты уехала, я подумал, что смогу жить как раньше. Пойми, я никогда не надеялся, что ты будешь со мной. Рен сразу завладел тобой. Поэтому я долго сопротивлялся своему чувству. Но все было бесполезно. Меня к тебе тянуло. Я вернулся в мир живых. Заново научился ходить на двух ногах. Вспомнил, что значит быть мужчиной. Когда ты ушла, в глубине души я обрадовался. Я хотел дать тебе время, а потом разыскать. Свалиться как снег на голову. Но из этого ничего не вышло.
Я кивнула, но ничего не ответила. Мои мысли вновь вернулись к счастливым дням в Орегоне, но я быстро захлопнула дверь перед непрошеными воспоминаниями и пинками вытолкала себя в настоящее.
– Когда я увидел тебя снова, в Америке, счастливую и светящуюся от радости, я принял решение удовлетвориться ролью твоего друга и защитника, – продолжал Кишан. – Я пытался подавить свои чувства. Делать все, чтобы ты была счастлива. Но когда мы с тобой оказались наедине в Шангри-ла, я потерял голову от любви. Я хотел тебя, и мне было все равно, кому это причинит боль и что чувствуешь ты. Я пришел в ярость, когда ты попросила меня оставить тебя в покое. Я хотел, чтобы ты тоже хотела меня, а ты осталась равнодушна. Я хотел, чтобы ты полюбила меня так же, как любила Рена, а ты не смогла.
– Но, Кишан…
– Постой… дай мне закончить.
Я кивнула.
– Не знаю, может быть, это все проделки глупой птицы из Шангри-ла, но там у меня открылись глаза – не только на прошлое и Джесубай, но и будущее, на тебя. Я узнал, что не всегда буду один. Я увидел это в Роще сновидений. Там я понял, что ты тоже любишь меня. Но я все испортил. Я стал давить на тебя. Преследовать. А потом вернулся
Я хотела его перебить, но Кишан прижал палец к моим губам:
– Нет, не надо. Я все понимаю. Теперь понимаю. Тогда я не был готов к серьезным отношениям. Мне нечего было предложить. По крайней мере, женщине. Но Шангри-ла дала мне нечто гораздо более ценное, чем лишние шесть часов пребывания в человеческом облике. Она дала мне надежду. Научила ждать. И я ждал. Я научился быть терпеливым. Научился жить в новом мире, в новом тысячелетии. А теперь… что гораздо важнее, мне кажется, я научился любить.
Он провел пальцем от моего лба к подбородку, взял в ладони мое лицо, заглянул в глаза.