А у самого, возможно, кошки скребут, как у меня. Но мы понимаем: не зашли не потому, что не умеем, а оттого, что в таких условиях, на незнакомом аэродроме и без «языка», зайти невозможно было. Следует изменить сами условия. Погоду? Она нам неподвластна, хотя у меня уже есть свои расчёты, и в них я уверен. «Русский» язык? Это другое дело. Попросили американцев помолчать и передавать нам только команды с земли, а не свои советы.
Заходим вторично. Стали ещё сосредоточеннее и собраннее. Главное же — исчезла неопределённость: мы видели погоду, точно знали причину своей ошибки и видели возможность её исправить.
Поработать пришлось изрядно, зато выскакиваем из облаков — и полоса точно перед нами!
Представляю, как диспетчер посадки Нью-Йоркского аэропорта, увидев нас при уходе на второй круг, схватился за сердце: такой громадный самолёт! Как же руководить им?!
И хотя каждому, даже не авиатору, понятно, как туго нам пришлось в такую погоду, журналисты кинулись к нашему командиру и спросили:
— Что же вы, мистер Якимов, сразу не сели?
— Так мы же впервые у вас, — немедленно ответил он. — Вот и решили: сперва посмотрим, что у вас за аэродром. Если приличный — тогда зайдём окончательно и сядем. А если нет, то с нашим запасом горючего можно поискать что-нибудь и получше!
Ответ командира оказался в американском духе, развеселил всех и попал в вечерние газеты.
Аэропорт же у них в самом деле неплохой, а наш Ту-114 восхитил Америку. Пять тысяч любопытных ежедневно проходили через самолёт, пока мы стояли там.
Особенно пришлись по душе американцам комфорт в салонах и просторность пилотской кабины, её оборудование.
На американских самолётах в пилотских кабинах теснота, и нам завидовали.
Поучительный эпизод, не правда ли?
— Не было у человека дурацкого самолюбия, — восхитился Павел, — и он сумел уйти на второй крут. Великое дело при неудачном заходе не лезть на рожон, не «выкручиваться» над землёй, а повторить заход… Если у человека развито болезненное самолюбие, самолюбование, не надо идти в авиацию!
— Но у Якимова зато была уверенность, — напомнил я.
— Это другое дело: уверенность, а не самомнение! Уверенность — верный помощник пилоту. Рядом бы я поставил ещё самообладание, согласен?
— Ещё как! И вот тебе пример.
Однажды самолёт Ту-104, Московского управления Аэрофлота, ведомый экипажем под командованием известного пилота Александра Васильевича Беседина летел пассажирским рейсом Хабаровск — Москва (с посадкой в Иркутске).
Всё шло нормально, вовремя снизились, вошли в круг над аэропортом Иркутска, командир корабля даёт распоряжение:
— Выпустить шасси.
— Есть, выпустить шасси…
И тут такой грохот, что уму непостижимо! Это взорвался цилиндр подъёма-выпуска правой тележки основного шасси. А в нём была масляная жидкость под давлением в 150 атмосфер!
Осколками перебило электропровода, отчего отказал насос, подающий горючее в левый двигатель. Теперь колеса нельзя ни убрать, ни поставить на специальные «замки», чтобы они не болтались. И левый двигатель вот-вот станет, судя по сигнальной лампочке на приборной доске.
Но им был уготован и ещё один сюрприз — взрыв цилиндра, хотя это даже теоретически казалось невероятным. Но, как видите, одна из вечных проблем любой техники в том, что жизнь, так сказать, «богаче» и умеет перехитрить всех инженеров нашей планеты, вместе взятых…
…Первым делом Александр Васильевич накренил самолёт на левое крыло, дабы горючее из правого крыла поступало в левый двигатель самотёком.
Затем он представил себе монтажную гидросистему подъёма и выпуска шасси, а также кинематическую (т. е. силовую) схему тележек колёс так чётко, будто видел их на чертеже.
А знал он устройство своего Ту-104 не хуже тех, кто сконструировал и построил этот первый в мире реактивный пассажирский красавец самолёт. И картина несколько прояснилась… Ведь у стойки колёс расположен так называемый серповидный подкос. Если осторожно и мягко садиться на минимальной скорости на задние пары колес, то они, упираясь через систему рычагов в серповидный подкос, выдержат вес всего самолёта и не дадут сложиться стойкам основного шасси. Но для этого желательно как можно позднее опустить носовую стойку с колёсами… «Ну что же, выпущу тормозной парашют», — решил Александр Васильевич.
Осталось точно реализовать намеченный им и единственно возможный в создавшихся условиях план. На всякий случай он отослал экипаж в хвост и готовился к посадке один. Но в последнюю минуту в пилотскую кабину прибежал второй пилот Вячеслав Носков и решительно сказал, усаживаясь в свое кресло:
— Не могу, командир! Извини, но это свыше моих сил…
Вдвоём пилоты и осуществили эту редчайшую, рискованную посадку.
«За смелость и самообладание», как написано в Указе Президиума Верховного Совета СССР, Александра Васильевича наградили орденом Красной Звезды, а теперь он и заслуженный пилот СССР.