В 90-е годы в Москве и в России имелся ряд других предприятий, на которых директора внедряли (или делали вид!) элементы кооперативной собственности и самоуправления, но на деле это чаще всего, как и у С. Федорова, оказывалось туфтой, непонятно для чего нужной директорам. Несколько директоров действовали искренно, но у них, естественно, ничего не получилось в условиях крушения обрабатывающей, товарной промышленности и криминальных порядков в экономике. Мешала и пассивность «заводского народа», не способного к проявлению какой-либо инициативы и защите своих интересов.
Не получилось у меня сотрудничества и с левой интеллигенцией. Я имею в виду, разумеется, левые группы, не связанные с КПРФ. Левые интеллектуалы оказались слишком уж во власти прошлого, во власти марксизма и советского менталитета, включая и яростное антизападничество. Они говорят и пишут общие, туманные слова о демократическом социализме, но косо смотрят на рыночные отношения, и большое недоверие вызывает искренность их приверженности демократическим ценностям. Ко всему еще они страдают распространенной болезнью всех российских интеллектуалов — завистливостью и стремлением во что бы то ни стало быть генералами.
И постепенно я сблизился с правозащитниками, вернулся на круги своя — к истокам! Большинство правозащитников были сторонниками капитализма, но в них не было нафталинового духа левых интеллектуалов и пренебрежения к демократии и праву, большинство из них критически относилось и к правым партиям за их соглашательство с нынешней властью. Были среди правозащитников и сторонники конвергенции — синтеза социализма и капитализма.
Обращение к немецкой общественности
В качестве одного из примеров сотрудничества с правозащитниками приведу составленное мною в конце 1996 года (после избрания Ельцина на второй срок) «Обращение к общественности Германии». Вот его сокращенный текст:
«Мы, представители российской демократической интеллигенции, обращаемся к немецкой общественности, исходя из того, что наши страны более всего связаны между собой судьбой и геополитическим положением.
С горечью и недоумением мы наблюдаем, как германское правительство поддерживает сложившийся в нашей стране антидемократический режим и все его жестокие и противоправные действия, а большая часть немецких СМИ вольно или невольно затушевывает глубину охватившего Россию кризиса. Нам трудно представить, что немецкое руководство не имеет достаточной информации об этом кризисе. Многие люди в России даже подозревают, что Запад, в том числе и Германия, потому и поддерживают безоглядно режим Ельцина, что надеются с его помощью окончательно превратить Россию в слабосильное государство «третьего мира».
В случае решительного осуждения со стороны демократических стран и угрозы экономических санкций команда Ельцина вряд ли решилась бы на конституционный переворот в октябре-декабре 1993 года и установление авторитарного режима, на чудовищную войну в Чечне, на недемократическое проведение выборов — на действия, предопределившие эскалацию кризиса в России.
Сейчас положение в нашей стране можно охарактеризовать как начавшуюся катастрофу...
Разрыв в имущественном положении класса богатых и основных социальных групп ныне намного больше того, который в свое время вызвал Октябрьскую революцию в России...
Мы призываем общественность Германии и средства массовой информации добиваться, во-первых, объективного освещения положения России и, во-вторых, начать дискуссию по вопросу о том, что теперь еще могут сделать ваша страна и Запад для изменения положения в России к лучшему. Мы готовы оказать всяческую помощь в проведении этой дискуссии».
Среди подписавших обращение были Юрий Афанасьев — ректор Российского гуманитарного университета, Леонид Баткин — историк, Юрий Буртин — публицист, Сергей Ковалев — правозащитник, Лев Копелев — писатель, Дмитрий Фурман — историк.
Обращение было широко опубликовано в немецкой прессе и прессе ряда других западных стран и вызвало дискуссию.
Копелеву, между прочим, я обращение не посылал. Послал Юрий Буртин, и Копелев немедленно его подписал, хотя знал, что обращение написано мною, и позвонил мне, предложив помощь в распространении обращения. Я уже был известным в Москве публицистом, со мной выступали видные российские деятели, и Копелев вмиг забыл об эмигрантской табели о рангах и кланах.
Темы моей публицистики Война в Чечне
Большое место в своей публицистике я уделял чеченской войне, выступал за прекращение этой захватнической войны и за предоставление чеченцам права на самоопределение вплоть до отделения. Я писал, что Чечню нельзя считать частью России, так как она была завоевана лишь в 1864 году после 40-летней войны, и с той поры регулярно бунтовала, добиваясь отделения от России.