Путешествие в будущее и обратно

Среди делегатов конгресса были люди самого разного возраста и разных профессий: ученые, рабочие, менеджеры, крестьяне, студенты, врачи, представители очень богатых кооперативов и бедные энтузиасты из только еще складывающихся коллективов, было несколько делегатов и из израильских кибуцев и очень много антропософов. Большинство делегатов конгресса отличали от наших диссидентских «конгрессменов» способность слушать друг друга, взаимное уважение, этакая мягкая серьезность, и тихий, я бы сказал, энтузиазм. Удивляла и манера дискутировать — без напряжения, без поднятия голоса, без ожесточения и самолюбия. Я видел в этих делегатах людей будущего во всех смыслах!

Основным языком конгресса был немецкий, и переводчиками с немецкого у меня были чехи и словаки, которые все знали немецкий (сказывалось долгое господство Австрии) и русский (сказывалось советское господство). С других языков мне по очереди переводили две голландские девушки, изучавшие русский. Здесь надо отметить, что в голландских школах в обязательном порядке преподают языки окружающих стран, и поэтому голландцы самые многоязыкие люди в мире. Но несмотря на изобилие переводчиков я все равно, конечно, страдал от своей одноязыкости. В бытовых вопросах, в магазинах, отелях и на транспорте я обходился примитивным английским.

Конгресс под Ахбергом длился больше недели, и каждый вечер какая-либо национальная группа проводила «парти», на которые приглашались все желающие. Хозяева развлекали своих гостей (и себя заодно) тем, что пели свои песни и танцевали свои танцы. Голландцы играли на скрипках, французы — на своих милых гармошках. Но чехословацкая вечеринка, как я уже отмечал, была самой веселой. Все их знаменитости, включая Шика, «прикалывались», как пьяные студенты. Свои песни они чередовали с советскими, изменяя их текст в сатирическом ключе вплоть до употребления русской «ненормативной лексики». Со стыдом должен признаться: эти песни они знали лучше меня! Видимо, советские песни, как и русский язык, были включены в систему их школьного образования.

Среди чехов была и одна профессиональная певичка, очень красивая. И она, начиная какую-нибудь советскую песню, часто, обращаясь ко мне, говорила: «Это, Вадим (с ударением на «а»), длья тебья!». И я каждый раз вздрагивал, потому что знал, что она обязательно будет вставлять туда такие слова, от которых русскому человеку нельзя не покраснеть. А она мило их произносила, уверенная, что доставляет мне большое удовольствие.

В целом дни, проведенные на конгрессе, были, наверное, одними из самых счастливых в моей жизни. Только ради этого, как я шутил, стоило эмигрировать.

После конгресса советская пресса не удержалась от комментариев. «По поводу монстров Боденского озера» — так называлась заметка в «Правде» от 17 августа 1973 года. Монстрами «Правда» именовала деятелей Пражской весны.

«С самого дна международной политики, — писал автор заметки, — всплыли на поверхность те, о ком все давно уже, казалось, позабыли... Участники этого собрания проводили время, вздыхая о «Пражской весне 1968 года», как называют реакционеры неудавшуюся попытку свергнуть социалистический строй в ЧССР».

«Литературная газета» 5 сентября 1973 года откликнулась статьей «Странствующие рыцари третьего пути».

«В прессе сообщалось о том, — писала «ЛГ», — что «сторонники третьего пути» — они же «деятели Пражской весны 1968 года», собрались в Ахберге в канун пятилетней годовщины своего поражения. Что ж, Шик, Пеликан и иже с ними вольны справлять годовщину собственной политической смерти. Но оказалось, что они попытались сделать в Ахберге и своего рода «заявку на будущее»... В своем программном докладе ренегат Ота Шик вещал, что «национализация средств производства не может быть основой социалистической экономики»».

В заключение «ЛГ», конечно, не преминула написать, что «организация контрреволюционеров из Чехословакии... создана по хорошо знакомым рецептам, к которым ЦРУ и НАТО прибегали не раз в ходе «холодной войны»».