Путешествие в чудетство. Книга о детях, детской поэзии и детских поэтах

Я просил у родителей кошку,
А купили губную гармошку.
— Ну, пожалуйста! Ну, гармошечка!
Помяукай немножко, как кошечка…

Совершенно мастерски этот праздник языка продемонстрирован в большом рассказе (поэме? стихотворной повести?) «Цирк синьора Макаролли», давшем название одной из последних книжек Синявского. Оказывается, простое детское поедание макарон может превратиться в цирковое представление, от которого так и хочется прыгать по кухне — в восторге от всего намакороненного поэтом.

Перед публикой почтенной
Пар клубится над ареной,
И в чалме своей бесценной
Возникает не спеша
Величайший маг Востока,
Чародей из Макарокко
Макарон-оглы-паша,
По прозванию Лапша…

Пётр Синявский пишет с таким вкусом, что прямо пальчики оближешь. Почитайте — не пожалеете!

Мурашки по коже Марк Вейцман

Когда я был совсем юным, мои поэтические учителя советовали узнавать, хороши стихи или нет, «мои» они или не «мои», самым простым способом: доверяться своему организму. «Если, — говорили они, — ты читаешь стихи, а у тебя по спине бегут мурашки, значит, это твоё, про тебя, это — поэзия».

Через много лет я неожиданно совпал в этих давно уже проверенных ощущениях с Марком Вейцманом:

…И при этом — мурашки по коже!
Делать выводы, может, и рано,
но поэзия всё же, похоже,
существует, как это ни странно!

«Моё», «про меня», — возможно, самое главное: большое искусство всегда должно быть — про нас. Долгие годы, читая всё новые и новые стихи Вейцмана, я убеждаюсь: они мои живые собеседники. Повторю вслед за Марком слова, сказанные им самим по другому поводу: всё это лирика в полном смысле слова, то есть повествование о внутреннем мире человека. Особенно — в экстремальных обстоятельствах:

Чужие мальчишки
возникли из мрака,
и Васька не струсил.
Обычная драка.

А Колька замешкался

самую малость,
Он думал: что делать?
И Ваське досталось.

Потом он решился

и ринулся смело…
Но это значенья
уже не имело…

Мы познакомились в начале восьмидесятых годов: Марк тогда жил в Украине, в Черкассах, учительствовал, писал превосходные стихи для детей (причём не только для маленьких, а, по большей части, для подростков), издал несколько книжек, мучительно вступал в Союз писателей, приезжал в Ленинград — в ту пору журнал «Костёр» устраивал незабвенные конференции детских писателей; с тех самых лет пошла наша переписка, которая не прекращается и по сей день. И сегодня мало кто пишет про младшую и среднюю школу столь серьёзно и внимательно.

Серьёзно — поскольку Марк Вейцман работает много, тонко чувствуя аудиторию. У него одна цель: на уровне высокой поэзии отобразить многообразную внутреннюю жизнь ребёнка. Его герой задаёт вопросы — не столько окружающим, сколько себе. Это вопросы нравственные; пытаясь ответить на них, понимаешь, что есть такие понятия, как душа и совесть.

В жёлтых опилках сухая трава,
старые парты пошли на дрова.
Вот я за новою партой сижу,
ручку над чистой страницей держу.
Ручку держу, а писать не пишу,
что там проходят, понять не спешу.
Что-то мне жарко,
     и в горле — комок…
Над кочегаркой
вьётся
дымок…

Внимательно — поскольку в любом стихотворении автор находит точный сюжетный ход, или деталь, или просто интонацию, благодаря которым оно становится событием читательской жизни. И событие это и естественное, и забавное, и трогательное — как в стихотворении «Действия с дробями»:

Три с половиною овечки
и восемь сотых пастуха
однажды встретили у речки
четыре пятых петуха.

А у доски, в штанишках мятых,

пока визжал от смеха класс,
стоял один и ноль десятых,
и слёзы капали из глаз.

Марк Вейцман рассказывает в стихах о чувствах и маленького, и подростка и находит в малышовой душе зародыши взрослых ощущений: