Путешествие в Эдем

1-й УРКА (На мгновение остолбенев, заливается хохотом) Дворянское столбовое! Рожден на Охте, во дворе, за дровяным сараем!..

2-й УРКА (с юморком) О-о!.. Рабоче-крестьянское! (сурово) В тюрьме-на-каторге бывал?

1-й УРКА (Торжественно) Литера «Р»!.. Рецидивист!

2-й УРКА Не рецидивист, а пострадавший от царскому режиму!.. Кобу-налетчика знаешь?

1-й УРКА (презрительно) Кто Кобу не знает! Странный он..

2-й УРКА (усмехаясь) Так, он у них в паханах. Хоть и не в главных… Мне лично рекомендацию в партию давал… Да, и общак у большевиков — о-го-го… (сурово, как на допросе) Чем промышляешь?

1-й УРКА Чем-чем… Гоп-стопом, гоп-стопом и ещё раз гоп-стопом!

2-й УРКА Смени «феню», мальчик! Теперь у нас не «гоп-стоп», а «экспроприация»!.. То же самое, но как идейно обоснованно…

Урки, смеясь, идут во дворец Кшесинской. Иван — за ними.

ИВАН (снова запевает)

По Питеру всё дальше
Идёт Мошонкин Ваньша…
Причём, учти,
По верному пути!
Эх, мать моя — крестьянка!
Про всю, про жисть-жестянку,
Спрошу, придя,
Я батюшку-вождя…
Избавь, товарищ Ленин,
От классовых сомнений!
Ильич!.. Ильич!..
Всю правду расталдычь!

Глава шестая. ВЕЧНЫЙ ДВИГАТЕЛЬ НАСЛАЖДЕНИЙ

Митингующийся народ молча лузгал семечки, с ленивым любопытством вслушиваясь, о чём вещал с балкона лысый сердитый оратор, не умеющий, при случае, даже правильно выговорить фразу «фаршированная рыба, товарищи!». В толпе митингующегося народа торжественным полушопотом эту фразу передавали друг другу уже в нескольких местах.

— Това-ищи! — говорил сердитый докладчик, — Тъебуйте отставки буйжуазного Въеменного Пьявительства!.. Миы — хижинам, война — двойцам!.. Вся власть Советам Ябочих и Солдатских Депутатов!.. Фабъики — ябочим, земля — къестьянам, миы — наёдам! Каждому голодному — хлеба, каждому бездомному — двойец, каждому ябочему — станок, каждому къестьянину — лошадь, каждой лошади — сено, каждому сену — собаку, каждой собаке — кость, каждой блохе — тоже собаку!.. Да здъявствует социалистическая еволюция! У-я!

«Может, и не фелшер даже. Может, даже натуральный цельный дохтур!» — помечталось Ивану, глядящему снизу на суетливого и малопрезентабельного лысого фелшеришку.

— Ничё не понимаю, — встрепенувшись, сердито поморщился Иван, пытаясь понять, о чём идёт речь, — Мобуть, поближе подойтить?…

Пока Иван, колотя винтовкой по спинам митингующихся и по-деревенски слегка вычурно при этом раскланиваясь и извиняясь, пробирался к входной дворцовой двери, митингующийся народ что-то трижды хором проорал, прогалдел и, гудя бодрыми, громкими, решительными, но уже приватными голосами, незаметно и решительно куда-то рассосался.

Заветная входная, красивая как конфетка, дверь перед самым носом Ивана вдруг резко распахнулась, и от удара по лбу Иван присел на брусчатку. Из распахнутой двери показался товарищ Эйно Рахья с двумя револьверами наизготовку. Не обратив излишнего внимания на ушибленного дверью Ивана, он осмотрелся, обернулся и поманил кого-то рукой. Вслед за Рахья из особняка быстрым шагом вышли товарищи Ленин, Зиновьев с раскрытым блокнотом, в котором он что-то строчил карандашом, и семенящая за ними следом Мария Ильинична Ульянова с бутербродами на подносе. Кавалькада миновала ошарашенного Ивана и направилась в сторону переулка.

Ивану оставалось только подняться с брусчатки и шагнуть в открытую дверь…

Старший матрос Поршман в этот момент нёс своё революционное дежурство за письменным столом в бывшем гардеробном зале с зеркалами, прикидывая в уме варианты, как провести эту дежурную ночь с наибольшей для себя пользой и удовольствием.

Дверь открылась, и в помещение буквально втолкнулся (или воткнулся) вооружённый трёхлинейкой и оловянным чайником, обескураженный Иван с красным лицом и вытаращенными глазами…

Ощущая себя при важном официальном исполнении, дежурный матрос состроил зверское лицо, глянув на вошедшего пристально и сурово, затем широко улыбнулся и, будто огрев плёткой коренного рысака, с места понёс в галоп…

— Ба-а, какие люди! — Ну, входи, входи, срань окопная, не бзди. Ну, здорово, что ль! Как там тебя?

— Нижний чин, Престолопоклонный Иван! — вставил Иван.

— Здравствуй, Иван!

— Здорово, товарищ!

— Флот пехоте не товарищ!.. Мы — братва! Дай-ка пять! Старший матрос Поршман-Боеголовкин, Феликс Давыдович! Для близких друзей и блядей — просто Феликс.

— Здравия желаем, товарищ Пеникс!..

— Здорово, Ванюша!.. Давай-ка почеломкаемся. Царский режим мандой накрылся, теперь все люди — братья!

— Ито, правда, браток! — согласился Иван, поспешно утерев себе лицо рукавом, — Давай, что ли, похристосуемся… М-м-м-м… Чмо! Чмо! Чмо!

Матрос, как вампир, впился в Ивановы губы, которые тут же онемели и утратили всякую чувствительность.