– Верю, – ответил Ломас. – Когда просыпаешься, трудно. Мы с вами уже не такие, как люди в этом счастливом сне. Наши души наглотались яду, мы живем среди химер – и не в силах увидеть звезду и дерево с доверчивой простотой античности…
Слова Ломаса вполне соответствовали моим переживаниям. Но сейчас он определенно заговаривал мне зубы. Ну да, понял я, он так извиняется.
Пожилая ассистентка поставила на стол поднос с коньяком и двумя дымящимися в пепельнице сигарами. Возвращение к знакомым деталям успокаивало.
– Мы читаем их стихи, – продолжал Ломас вдохновенно, – и думаем – вот, в эпиграмме понятно каждое слово, мы могли бы пошутить точно так же, а значит, все было как сегодня и ничего с тех пор не изменилось. Но все было совсем иначе, совсем. Просто те же слова значили тогда другое… Понимаете теперь почему?
Я взял сигару и затянулся. Голова блаженно закружилась.
– Понимаю, адмирал. Я не понимаю главного. Почему меня выбросили на арену в качестве циркового раба? Я должен был стать этим, как его… Вавилонским жрецом.
– Прошу прощения за экстраординарный скрипт, – сказал Ломас. – Предупредить вас не осталось времени.
– А что случилось?
– Сеть выяснила, зачем Порфирий назначил смертельное побоище двадцати двух гладиаторов. Сначала мы предполагали, что он хочет принести выжившего в жертву Кибеле или Изиде. Ну, знаете, всякие тайные культы – императоры этим увлекаются. Но все оказалось проще. Он решил таким элегантным способом развлечь народ и одновременно найти себе умелого телохранителя.
– Да, – сказал я, – он взял с меня обещание служить ему.
– Вот. Поэтому пришлось менять план в самый последний момент. Мы нарушили сразу несколько правил, внедряя вас на арену. Вам сделали цирковой рейтинг семь с половиной, чтобы вы победили с гарантией.
Я вспомнил прочитанные перед отправкой документы. Да, это был хороший рейтинг.
– Не думайте, что действительно стали великим траксом, – продолжал Ломас. – Весь бой на арене – это цифровая хореография. Решения за вас принимала нейросеть. Ваше профессиональное мастерство, впрочем, тоже помогло.
– Без опыта прокачки, – сказал я, – меня бы прирезали. Я умею расслабляться и уступать фиду контроль над телом. Но надо хотя бы предупреждать…
– Не было времени, Маркус. Счет шел на секунды.
– А с тотализатором вы договорились? Там же, наверно, огромные ставки?
– Тотализатор не работал. В бою не было фиксированных пар, поэтому не было и ставок. Тут проблем никаких. А теперь ваш рейтинг уже не важен.
– Подождите, – сказал я, – а гладиаторы, которых я убил? Это программные боты? Или баночники с минус первого?
– Баночники. В том числе и ваш знакомый ланиста Фуск.
– И что, они действительно…
– Увы, – кивнул Ломас. – Таков их контракт.
– То есть я действительно отправил на тот свет шесть человек?
– Не вы. Их отключила от жизнеобеспечения корпорация. Она отвечает за все.
– Это случилось из-за моих действий.
– Не берите в голову, Маркус. Выступать в цирке вы, скорее всего, больше не будете.
– Очень надеюсь, – сказал я и отхлебнул коньяку.
– Ваше впечатление о Порфирии?
Я задумался.
– Мое впечатление было… Затрудняюсь передать. Я же видел его через свою идентичность. Римскими глазами.
– Именно это мне и интересно.
– Хитрый. Проницательный. Безжалостный. Чувствует толпу. Видит собеседника насквозь. И похож на мерина. Император, одним словом. Римский император.
– Тираны одиноки, – сказал Ломас. – Когда вы столкнетесь с ним ближе, постарайтесь понять его. Станьте его другом. Разговорите…
– О чем? Я же цирковой боец.
– Разработанная для вас вавилонская идентичность никуда не делась. Вы по-прежнему восточный маг средней руки, просто вас вдобавок продали в гладиаторы.
– Порфирию нужен не друг, а телохранитель.
– Станьте телохранителем-конфидентом.
– Это так важно?
Ломас смерил меня негодующим взглядом.
– Предельно важно. Ради этого, мой друг, только что умерли шесть человек. Сделайте так, чтобы их смерть и связанные с ней корпоративные расходы были не напрасны.
– Постараюсь, адмирал. А почему это важно?
Ломас закрыл глаза и замер, и я понял, что начальство вышло на связь с кем-то на самом дне. Продолжалось это несколько минут, и к концу процедуры Ломас начал нервничать и дергать бровью, словно пианист, исполняющий замысловатую фугу. Наконец он открыл глаза и сказал:
– Я запросил для вас допуск.
– А сами вы его дать не можете?
Ломас отрицательно покачал головой.
– Не удивляйтесь. К некоторым аспектам этого дела допуска нет даже у меня.
– У вас? – изумился я. – Что мы тогда расследуем – сотворение мира?
– Нет. Вопрос гораздо серьезней. Это касается Мускусной Ночи.
– Мускусная Ночь… – промямлил я. – Тоска зеленая. Какая-то техногенная катастрофа, да?
– Про правило трех мегатюрингов помните?
– Весь этот IT-porn совершенно мне не интересен.
Ломас усмехнулся.
– Неудивительно. У этих тем сильная негативная подсветка. Ими никто не интересуется, если нет прямой необходимости. Но теперь она появилась. Сейчас получим допуск и снимем блок. Но потом вы все забудете.
– Все-все?
– Полностью, – улыбнулся Ломас. – Мы уже много раз так делали. Вы разве не помните?