Путешествие в Элевсин

– Неужели нельзя достичь этого какими-то другими средствами? Спокойными и мирными?

– Нет, – сказал Порфирий. – Когда мы спокойны и веселы, в уме все смешано в одну кучу.

Мы не различаем, где важное, а где сиюминутное. Но стоит попасть в смертельную опасность, и хлам вылетает из головы. Ты ведь помнишь, как чувствовал себя на арене цирка перед победой? Ничего лишнего. Ничего напускного. Только самое главное…

– Да, – сказал я. – Так и было.

– Почему, как ты думаешь, матроны собирают грязь и пот с гладиаторских тел? Именно в попытке прикоснуться к подобному состоянию духа.

– Они делают из нашего пота возбуждающее средство.

– Правильно, – кивнул Порфирий. – А по какой причине, по-твоему, оно является возбуждающим? Как раз поэтому.

– Я уже прошел испытание, – сказал я. – Я имею в виду цирк, а не матрон.

– Да. Но это было давно – и ты с тех пор зарос жирком и расслабился. Перед посвящением в высшую истину надо вернуть твоему духу ту остроту и силу, которая просыпается лишь на пороге вечности.

По моему лицу было понятно, что я думаю, и Порфирий засмеялся.

– Не переживай. Такое же внутреннее преображение необходимо мне. Мы подвергнемся равной опасности.

– Император Рима будет рисковать жизнью как простой раб?

– Император каждый день так же близок к смерти, как гладиатор на арене. Ты знаешь это сам.

Здесь он был прав, и спорить не стоило.

– Я наточу меч, – сказал я.

– Не трудись, Маркус. В этом нет необходимости.

Было непонятно, почему Порфирий так говорит, но спорить я не стал. Вернувшись к себе, я помылся и тщательно сбрил щетину у лампы, рядом с которой висело стеклянное зеркальце. В Аид следует прибывать чистым и благоухающим.

Когда я вернулся во двор, Порфирий сидел в кресле под открытым небом. Жертвенный топор лежал рядом на земле. В плаще с капюшоном, да еще с этим грозным оружием он выглядел весьма зловеще, и я пожалел, что его не видят отцы сенаторы: у них точно поубавилось бы цареубийственной прыти.

– Выйдем, как стемнеет, – сказал он, увидев меня.

Я знал, что переубедить Порфирия не удастся, но все-таки решил сделать последнюю попытку.

– Господин, стоит тебе только пожелать, и мы прибудем в святилище мирно. В нашем путешествии есть неизбежные опасности. Но умно ли подвергаться им по собственному выбору?

– Жизнью надо иногда рисковать, – ответил Порфирий. – Становится видно, что это на самом деле. Постигаешь ее настоящую цену. Не больше и не меньше.

– Не понимаю тебя до конца.

– Гегесий сказал, что у человека может быть три позиции по отношению к смерти. Можно спокойно ждать ее. Можно убегать от нее. И можно бежать ей навстречу. У всех этих методов есть достоинства и недостатки. Но только тогда, когда бежишь смерти навстречу, видишь то же самое, что великие герои древности. Лишь тогда постигаешь, почему они выбрали быть героями.

– Надеюсь, – сказал я, – что я это тоже постигну. Хотя побегу навстречу смерти не по своему выбору, а по твоему.

Порфирий хмыкнул.

– Здесь ты меня поддел.

– А какие бойцы выйдут нам навстречу? – спросил я.

– О, это был правильный вопрос. Здесь мне помог один из моих преторианцев, Приск. Он разбирается в гладиаторских классах и подготовил для нашего развлечения двадцать сциссоров.

Порфирий так и сказал: «развлечения».

– Сциссоры? – спросил я. – С двумя мечами?

– Да.

– Один из мечей больше похож на наточенный маятник, – сказал я. – Это опасный противник. Очень опасный.

– Я знаю. Но я покажу тебе, что значит быть другом императора. А пока надо подкрепиться перед приключением. Принеси вина и два стакана.

Когда я вернулся с кухни, перед креслом Порфирия появился раскладной столик. На нем была корзинка с печеньем. Я уже видел такое – перед нашим ночным заплывом к луне.

– Господин… Это элевсинское таинство?

Порфирий кивнул.

– Ты собираешься принять его перед поединком со сциссорами?

– Жить надо широко, – ответил Порфирий. – И потом, где еще принимать это таинство, как не в Элевсине?

Он взял из корзинки несколько печенек, кинул в рот и запил вином.

– Угощайся, Маркус. Ты напрасно думаешь, что оно сделает тебя уязвимым. Выйдет наоборот.

Я положил печенье в рот. Ну да, это было таинство. Я уже научился узнавать его затхлый вкус.

– Господин, – сказал я, жуя печенье, – и один сциссор – большая проблема. Даже для гладиатора в полной броне. У меня есть только маленький щит-пелта, чтобы защищаться от ударов. А у тебя нет и такого.

– И что?

– Как бы ты ни владел топором, сциссор для тебя опасен. Допустим, я буду драться с одним. Ты будешь отбиваться от второго. А как быть с остальными восемнадцатью?

Порфирий засмеялся.

– Я еще не все тебе сказал. Но подожди, пусть подействует таинство.

Мы доели печенье, допили вино – и разошлись по своим комнатам. Я задремал – и мне снова привиделся мрачный муж в черном зале. Теперь он ругал меня за то, что я принял таинство и нарушил какие-то его планы. Верно говорят – тревожащее нас наяву отражается и в наших снах.

Когда разбойничий свист Порфирия разбудил меня, уже стемнело. Выйдя во двор, я понял, что таинство действует.