— Не сейчас, — сказал он. — Сейчас ты слишком тверд.
— Извини, не понял?
Дон Хуан засмеялся, и смех его почему-то не был обидным и предательским, как раньше. Я бы не сказал, что теперь он смеялся не так, как прежде, — тон, громкость и настроение этого смеха остались неизменными. Но новый элемент все же присутствовал, и элементом этим было мое настроение. С точки зрения неотступности смерти мое раздражение и все мои страхи становились совершенно бессмысленной ерундой.
— Тогда позволь мне поговорить с растениями, — попросил я.
Дон Хуан разразился хохотом.
— Сейчас ты слишком хорош, — сказал он, не переставая смеяться. — Тебя бросает из крайности в крайность. Будь спокойным. Ни к чему разговаривать с растениями, если тебе не нужно узнать их секреты, а для этого главное, что тебе потребуется — это несгибаемое намерение. Так что прибереги свои наилучшие побуждения для другого случая. Точно так же нет необходимости в том, чтобы встречаться со смертью. Достаточно чувствовать ее присутствие рядом с собой.
Глава 5. Принятие ответственности
Ранним утром 9 апреля я приехал к дому дона Хуана. Было воскресенье.
— Доброе утро, дон Хуан! — поздоровался я. — Рад тебя видеть!
Взглянув на меня, он мягко рассмеялся. Он подошел к машине, открыл дверцу и держал ее, пока я вытаскивал пакеты с продуктами, которые привез ему.
Мы пошли к дому и уселись возле двери.
Впервые я по-настоящему осознал, что делаю здесь. Три месяца я буквально с нетерпением ждал очередного выезда «в поле». Словно мина замедленного действия разорвалась внутри меня, и я внезапно вспомнил нечто, имевшее для меня трансцендентальное значение. Я вспомнил, что однажды в своей жизни я уже был очень терпелив и действовал исключительно эффективно.
Прежде чем дон Хуан смог что-либо сказать, я задал ему вопрос, который не давал мне покоя. Все три месяца меня одолевали воспоминания о белом соколе. Как мог дон Хуан о нем узнать, если сам я об этом давно забыл?
Он засмеялся, но не ответил. Я умолял его объяснить.
— Это все — ерунда, — сказал он со своей обычной убежденностью. — Любой тебе скажет, что ты странный. Просто ты все время находишься в каком-то оцепенении и всего-то.
Я почувствовал, что он опять заговаривает мне зубы и загоняет в угол, куда мне не очень-то хотелось.
— Разве можно увидеть собственную смерть? — спросил я, пытаясь не дать разговору отклониться от темы.
— Конечно, — со смехом ответил он. — Она всегда рядом с нами.
— Откуда ты это знаешь?
— Я уже стар. С годами человек учится разным вещам.
— Я знаком со многими стариками, но они ничему подобному не научились. Как вышло, что ты — научился?
— Скажем так: я много чего знаю потому, что у меня нет личной истории, потому, что не чувствую себя более важным, чем все остальное, и потому, что моя смерть всегда находится рядом со мной, вот здесь.
Он вытянул левую руку и пошевелил пальцами, словно что-то поглаживая.
Я засмеялся. Я знал, к чему он клонит. Старый черт скорее всего снова собрался зацепить меня на тему самозначительности, но на этот раз я был не против. Память о том, что однажды я обладал исключительным терпением, наполняла меня ощущением странной, спокойной эйфории, рассеявшим практически всю мою нервозность и нетерпимость в отношении дона Хуана. Вместо этого в отношении его действий я чувствовал изумление.
— Но все-таки, кто ты на самом деле? — поинтересовался я.
Казалось, он удивился. Он выпучил глаза до немыслимых размеров и мигнул, как птица. Его веки сомкнулись и разомкнулись подобно шторкам, не меняя фокусировки глаз. Неожиданный маневр дона Хуана меня испугал, я даже слегка отпрянул, а он рассмеялся по-детски непринужденно.
— Для тебя я — Хуан Матус, и я — к твоим услугам, — сказал он с подчеркнутой учтивостью.
Тогда я задал ему еще один вопрос, не дававший мне покоя:
— Что ты сделал со мной в тот день, когда мы встретились впервые?
Я имел в виду тот взгляд, которым он посмотрел на меня.
— Я? Ничего, — ответил он невинным тоном.
Я описал ему, что чувствовал, когда в тот раз он на меня взглянул, и насколько немыслимо для меня было буквально онеметь от одного только взгляда.
Дон Хуан хохотал, пока по щекам его не потекли слезы. Я снова почувствовал прилив злости по отношению к нему. Я подумал, что веду себя так серьезно и так осмысленно, а он в ответ — настолько «по-индейски» в самом худшем смысле слова.
Очевидно, он тут же уловил мое настроение и мгновенно прекратил смеяться.
После довольно длительных колебаний, я все же сказал ему, что его смех разозлил меня потому, что я самым серьезным образом пытался понять, что со мной тогда произошло.
— А тут нечего понимать, — невозмутимо заявил он.
Я напомнил ему всю цепочку необычных событий, произошедших после моего с ним знакомства, начиная с того, как он на меня посмотрел, и заканчивая воспоминанием о белом соколе и тенью над камнем, которая, по его словам, была моей смертью.
— Зачем ты все это делаешь со мной? — спросил я.
В моем вопросе не было воинственности. Мне просто было любопытно, почему именно я.