Путешествие в Икстлан

У меня закружилась голова. Даже если я закрывал глаза, я продолжал видеть блестящий свет. Я сжал голову руками и попытался заползти под нависший гребень, но дон Хуан твердо схватил меня за руку, повелительно сказав, чтобы я смотрел на стену горы и попытался выделить пятна тяжелой темноты среди полей света.

Я не хотел смотреть, потому что сияние беспокоило мои глаза. Я сказал, что то, что со мной происходит, похоже на то, как если смотришь на солнечную улицу через окно, а затем видишь оконную раму, как черный силуэт повсюду.

Дон Хуан покачал головой сбоку набок и начал смеяться. Он выпустил мою руку, и мы опять уселись под нависшим гребнем. Я переваривал свои впечатления от окружающего, когда дон Хуан после долгого молчания заговорил внезапно драматическим тоном.

– Я привел тебя сюда для того, чтобы научить тебя одной вещи, – сказал он и остановился. – ты собираешься учиться неделанию. Мы точно так же можем начать говорить об этом, потому что для тебя никак невозможно иначе начать. Я думал, что ты не можешь схватиться за неделание без того, чтобы я говорил об этом. Я ошибался.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, дон Хуан.

– Это не имеет значения, – сказал он. – я тебе собираюсь рассказать о том, что очень просто, но очень трудно в выполнении. Я собираюсь рассказать тебе о неделании. Несмотря на тот факт, что нет никакого способа говорить об этом, потому что делает его тело.

Он бросил на меня несколько взглядов и сказал затем, что я должен уделить особое внимание тому, что он собирается сказать.

Я закрыл свой блокнот, но к моему изумлению он настоял на том, чтобы я продолжал писать.

– Неделание столь трудно и столь могущественно, что ты не должен говорить об этом, – сказал он. – до тех пор, пока ты не остановил мир. Только после этого ты можешь свободно говорить об этом, если это именно то, что ты хочешь делать.

Дон Хуан оглянулся и указал на большую скалу.

– Эта скала является скалой из-за делания, – сказал он.

Мы взглянули друг на друга, и он улыбнулся. Я ждал объяснения, но он молчал. Наконец, я вынужден был сказать, что не понимаю того, что он имеет в виду.

– Это является деланием! – воскликнул он.

– Извини меня?

– Это тоже делание.

– О чем ты говоришь, дон Хуан?

– Делание является тем, что делает скалу скалой, а куст кустом. Делание является тем, что делает тебя тобой, а меня мной.

Я сказал ему, что его объяснения ничего не объясняют. Он засмеялся и почесал виски.

– С разговором тут всегда проблема. Он всегда заставляет все перепутать. Если начинаешь говорить о неделании, то всегда кончаешь, говоря о чем-нибудь другом. Лучше просто действовать.

Возьмем, например, эту скалу. Смотреть на нее – делание, но видеть ее – неделание.

Я хотел признаться, что его слова не имеют для меня смысла.

– О, конечно, они имеют! – воскликнул он. Но ты убежден, что они не имеют смысла, потому что это твое делание. Именно таким способом ты действуешь в отношении меня и в отношении мира.

Он опять указал на скалу.

– Эта скала является скалой из-за всего того, что ты знаешь о ней, – сказал он. – и то, что с ней можно делать. Я называю это деланием. Человек знания, например, знает, что скала является скалой только из-за делания. Поэтому, если он хочет, чтобы скала не была скалой, то все, что ему нужно для этого – это неделание. Понимаешь, что я имею в виду?

Я не понимал его совершенно. Он засмеялся и сделал еще одну попытку объяснить.

– Мир является миром, потому что ты знаешь то делание, которое делает его таким, – сказал он. – если бы ты не знал его делания, то мир был бы другим.

Он с любопытством осмотрел меня. Я перестал писать. Я хотел просто слушать его. Он продолжал объяснять, что без этого некоего делания ничего бы знакомого вокруг не осталось бы.

Он наклонился и поднял небольшой камешек двумя пальцами левой руки, подержав его перед моими глазами.

– Это галька, потому что ты знаешь делание, нужное для того, чтобы делать его галькой, – сказал он.

– О чем ты говоришь? – спросил я с чувством неподдельного замешательства. Дон Хуан улыбнулся. Казалось, он пытался скрыть предательское удовольствие.

– Не знаю, почему ты так смущен, – сказал он. – слова – это твое предрасположение, ты должен быть на седьмом небе.

Он бросил на меня загадочный взгляд и два-три раза поднял брови. Затем опять указал на маленький камешек, который держал перед моими глазами.

– Я говорю, что ты превращаешь его в гальку, потому что ты знаешь то делание, которое нужно для этого. Ну а для того, чтобы остановить мир, ты должен остановить делание.

Он, казалось, знал, что я все еще ничего не понял и улыбался, качая головой. Затем он взял прутик и указал на неровный край гальки.

– В случае этого маленького камешка, – продолжал он, – первое, что делает с ним делание, так это сжимает его до этих размеров. Поэтому правильной вещью, которую делает воин, если он хочет остановить мир, является увеличить камешек или любую другую вещь неделанием.