- Года два назад эта полоса была еще хуже, - говорит Стэн. - В длину метров двести, не больше. Мы называли ее теннисным кортом, потому что на этом поле миссионер и полицейский офицер иногда играют в теннис. Говорят, будто их предшественники враждовала друг с другом. Утверждают даже, что бывший полицейский офицер, зубной врач из Джакарты, которого выслали в Ириан-Джая, грозился убить миссионера. После свержения Сукарно он уехал на Яву. Нынешний офицер-индонезиец - человек весьма приятный. Они с миссионером играют в теннис, а всего в каких-нибудь двух часах ходьбы отсюда островитяне поедают друг друга. Когда мне приходится взлетать, всех жителей поста созывают на "теннисный корт" и велят покрепче держать хвост самолета. Процедура не из приятных, особенно когда даешь газ. Случись кому-либо замешкаться, и он может лишиться не только руки, но и жизни. К счастью, пока все обходится без потерь. У нас, пилотов, в этой связи даже бытует особое выражение: если речь идет об очень грязной и неприятной работе, мы говорим: "Ну-ка, выходи поиграй с нами в теннис!".
В Новой Гвинее, как в Ириан-Джая, так и в самостоятельной восточной части (государство Папуа-Новая Гвинея), множество самых невероятных аэродромов и взлетно-посадочных полос... если их вообще можно так назвать. Их насчитывается 266: от международного аэропорта в Порт-Морсби, где приземляются реактивные самолеты, до замызганной травяной полосы длиной 350 метров в Пиримапоане. Самые маленькие взлетно-посадочные полосы правильнее можно было бы назвать "стэмпс", что по-английски означает "почтовые марки". Садиться или взлетать с такой "марки" более чем рискованно. За пятнадцать лет я четырежды побывал в этих местах и имел сомнительное удовольствие близко познакомиться с многими новогвинейскими аэродромами. Признаться, всякий раз, когда самолет шел на посадку, я испытывал смертельный ужас. В отличие от многих европейцев у меня нет страха перед змеями и другими пресмыкающимися, к какому бы виду они ни принадлежали, да и поведение самих "детей природы" не внушает мне особых опасений. Зато полеты на небольших самолетах над горами Новой Гвинеи вызывают у меня самые сильные и противоречивые чувства. Я всегда боюсь их, но в то же время испытываю ни с чем не сравнимые ощущения: за каких-то несколько часов эта маленькая хрупкая бабочка переносит меня в глухие места, куда пешком я добирался бы месяцами. Переход от одной деревни до другой через горы займет не меньше двух суток, самолет же покрывает это расстояние за несколько минут.
И все-таки, когда я сажусь в местный самолет, душа у меня уходит в пятки. Впрочем, иногда всем нам полезны острые ощущения. Мне вспоминается полет к одной миссии, затерянной в горах Стар. Густой туман со скоростью курьерского поезда наплывает на крохотный самолет. Запаса горючего остается ровно на 12 минут, а мы не можем ни подняться выше, ни спуститься - куда ни кинь взгляд, всюду высоченные горы. Где-то внизу, скрытая от нас густым туманом, находится "марка" длиной всего триста метров. Но где она и как на нее сесть?
Самолет ведет католический священник, но в эти минуты в нем нет ничего благостного. Обернувшись ко мне, он кричит что есть мочи:
- Все мы должны когда-то отдать души всевышнему. Быть может, он намерен заполучить их именно сейчас.
С этими словами он кидает машину в густой, словно каша, туман. Неожиданно прямо перед нами встает темно-зеленая стена джунглей. Священник резко кидает машину вверх и кричит:
- Нет, посадочная полоса не здесь!
По-моему, в такой момент он мог бы мне этого и не говорить.
Еще одна попытка, за ней следующая, и я мысленно уже прощаюсь с жизнью. Но вот самолет ныряет снова, и прямо под нами возникает посадочная полоса. Самолет приземляется, весело прыгая по кочкам. Мужчины из деревушки, всю одежду которых составляют футляры из так называемой бутылочной тыквы, защищающие пенис, возбужденно постукивают по ним, а белая монахиня в коротенькой юбочке, не дожидаясь, пока заглохнет мотор, с улыбкой кричит нам:
- У меня в холодильнике холодное пиво!
Эту картину я всегда вспоминаю, встречая в Европе таких похожих друг на друга монахинь и священников. Миссионеры в Новой Гвинее не имеют ничего общего с привычным стереотипом. Если бы они, будь то католики или лютеране, не рисковали постоянно своей жизнью и здоровьем, не создавали эти, пусть примитивные, аэродромы и не летали по опаснейшим маршрутам в сотрудничестве с австралийскими, голландскими и индонезийскими властями, внутренние районы Новой Гвинеи и сегодня оставались бы белым пятном на карте. Ведь еще в 1940 году лишь три десятых австралийской части острова находилось под контролем местной администрации, что касается голландской части, то цифра составляла всего одну десятую.