Путешествие в каменный век, Среди племен Новой Гвинеи

На пятый день после того, как мы покинули Кайнанту, к вечеру, я занялась подсчетом кассы, а проводники - устройством лагеря. Каждый день перед заходом солнца я обычно выплачивала им дневной заработок - по три коробки спичек на человека. Прямо передо мной в высокую траву убегала тропа. Вдали, за синеющими на горизонте горами, лежали земли племени кукукуку, а внизу, в долине, можно было различить первые жилища форе. Была одна из тех чудесных минут, когда все кругом дышало миром и покоем. Трудности дневного перехода остались позади, я мечтала поскорее закончить раздачу спичек, чтобы освежиться в реке, протекавшей под нами, и полакомиться рисом с бобами, который готовил мой превосходный повар Камайя из племени чимбу, заглушая своим пением шум пыхтевшего примуса.

Мои размышления прервал неожиданно появившийся Камайя.

"Одна семья канаков хочет поприветствовать тебя и Бонти (полицейского сержанта), - стряхивая с губ рисинки, произнес он на пиджине. - Вместе с ними находятся их мери. Я позволил им всем прийти прямо в лагерь".

Словом "мери", как мы помним, называют тут женщину-островитянку, и все на Новой Гвинее знают, что, если присутствуют мери, у мужчин самые мирные намерения.

"Что им надо, Камайя? - спросил сержант Бонти.

- Они просят, чтобы одному из них позволили поздороваться с вами, только это один из тихих..."

Бонти взглянул на меня, как бы вопрошая: "Сестра Мария, вы поняли, что он имел в виду, когда сказал, что с ними находится "один из тихих""? Это покойник".

Да, конечно, я сразу поняла. Местные жители уверены, что мертвые по-прежнему могут наблюдать за всем происходящим вокруг, пока существуют их мумии. Именно по этой причине жители деревни прячут в своих хижинах прокопченные тела усопших родичей. Они убеждены, что умершие старики радуются играм внуков и правнуков и слышат все, о чем говорится в кругу семьи... Иногда мужчины и женщины берут с собой мумии, если хотят показать им что-то необычное. Сейчас они, верно, сочли, что мертвец захочет посмотреть на такую диковину, как белая мери.

Бонти не сомневался, что жителям деревни будет приятно видеть меня свежей и умытой, и он сказал:

"Мисси-систа (искаженное "сестра-монахиня"), надень свое платье, это так обрадует тихого!"

Я удивленно посмотрела на него. Он что, шутит? Нет, судя по его виду, Бонти совершенно серьезен. Все объясняется просто. Хотя сержант и может стрелять из ружья, не раз слушал радио и бывал на борту самолета, его детство и молодость прошли в такой же глухой деревушке, как и та, откуда прибыла делегация, и он хорошо помнит обычаи предков. Я поспешила к реке, скинула рубашку и брюки, так хорошо защищавшие меня от москитов, и надела форму медицинской сестры, после чего вернулась к Бонти и Камайе.

Делегация вышла на полянку перед нашим лагерем. Мужчины несли носилки из плетеного бамбука, на которых лежала сморщенная мумия старика. Они остановились метрах в двух от нас. Три женщины осторожно приподняли голову мертвеца, обращая его лицо к нам. Они делали это с такой любовью и почтением, что я невольно прониклась симпатией к этим бесхитростным людям. В том, что они совершали, не было ничего отталкивающего, напротив, их чувство благоговения на какой-то миг передалось и мне. Женщины дали мертвецу хорошенько на меня насмотреться, а я украдкой поглядывала на Бонти, не зная, как мне следует держаться: быть серьезной или изобразить на губах приветливую улыбку. Бонти выбрал последнее. Он обратился к мертвецу на пиджин, пожелав ему доброго вечера, а затем произнес несколько приветливых слов в адрес сопровождавших его членов семьи. Камайя перевел приветствие на язык чимбу. Мне было очень интересно узнать, поймут ли они этот язык. Хотя племена чимбу и соседствуют с форе, насколько мне приходилось слышать, между их языками нет ничего общего. Однако нам повезло: оказалось, что одна из молодых женщин, судя по всему внучка покойного, была выкрадена мужчинами чимбу и провела в этом племени несколько лет, прежде чем ей удалось бежать. Она и помогла нам с переводом, но, признаться, то, о чем она говорила, меня немало озадачило: "Возвращайся скорее, белая мери! На расстоянии дня пути отсюда живет колдун Ийога, он насылает на всех женщин болезнь куру. За последние несколько огородов он убил много-много женщин! Возвращайся обратно!"

Тогда я еще не знала, что форе исчисляют время тем сроком, который необходим, чтобы вырастить батат. Огород - это примерно три-четыре месяца. Тогда же я решила, что Камайя перевел неверно либо я его не поняла. Я попросила женщину рассказать мне, что такое куру, но она решительно отказалась, заявив, что говорит от имени "тихого", а он просит, чтобы я повернула назад. Иначе меня ждет страшная смерть. Я пыталась объяснить этой женщине, что направляюсь в ее страну как раз затем, чтобы помочь ей и ее народу побороть болезнь. Но она не хотела меня слушать. Вскоре делегация ушла. На опушке леса, обернувшись в мою сторону, женщина снова крикнула: