Путешествие в каменный век. Среди племен Новой Гвинеи

Акция, направленная на то, чтобы заставить коренных жителей носить одежду, также потерпела провал. В Вамене и Энаротали поймали кое-кого из островитян и под угрозой телесных наказаний заставили надеть штаны, которые новая власть им дарила. Но это привело лишь к тому, что бедняги перестали появляться в этих населенных пунктах, а подарки передавались из рук в руки тем, кто вынужден был туда заходить. Нетрудно себе представить, в какое плачевное состояние они пришли! С уходом Сукарно о преобразованиях с помощью собраний, флагов и штанов перестали думать. Правда, бывший президент Индонезии успел переименовать Кота-Бару в Сукарнапуру, но с приходом к власти президента Сухарто город в четвертый раз сменил свое название. Теперь он известен как Джаяпура.

Но были ли австралийцы хоть чуточку лучше, когда после первой мировой войны им передали управление бывшей германской колонией Земля кайзера Вильгельма в качестве подмандатной территории под эгидой Лиги наций? Река императрицы Августы стала называться Сепик, порт Фридрих-Вильгельмсхафен был переименован в Маданг, Стефансорт — в Богадьим, гора Гербертсхёйе в Кокопо. Большой остров Новая Померания стал называться Новой Британией, а Новый Мекленбург превратился в Новую Ирландию.

Но смена названий была сущим пустяком по сравнению с той враждой, которую австралийцы пытались привить местным жителям к их бывшим немецким хозяевам-колонистам. Из Джаяпуры я вылетел в Лаэ (в австралийской части Новой Гвинеи, бывшей Земле кайзера Вильгельма), откуда намеревался на небольшом арендованном самолете добраться до патрульного поста Меньямья. Рядом со мной сидит высокопоставленный американский чиновник из ООН, который инспектировал в Ириан-Джая работу ФУНДВИ — организации по оказанию помощи Ириан-Джая в рамках ООН.

Мы пролетаем над побережьем подмандатной территории, и американец рассказывает мне всякие ужасы из истории немецкого правления в этих местах, в частности о том, что по субботам мужчин-аборигенов выводили на особую площадку, где каждый из них получал по три удара бамбуковыми палками независимо от того, совершал он какой-нибудь проступок или нет. «Таким путем немцы старались внушить к себе почтение», — заметил американец.

Я и раньше совершил две поездки по этой территории и не раз слышал историю о розгах, причем всякий раз новый ее вариант. Мне хотелось доискаться до ее источника, но это оказалось невозможно. Скорее всего все это вообще чистый вымысел. Я убежден, что пагубно противопоставлять одну нацию другой. И среди немецких, и среди австралийских колонистов были, разумеется, и хорошие и плохие люди. На протяжении ряда лет мне четырежды предоставлялась возможность пересечь Новую Гвинею из конца в конец. Я мог сравнить результаты правления немецкой, австралийской, голландской администрации… Виденное дает мне известное право утверждать, что лучшими колонистами были немцы. Те немцы, которые и поныне проживают на Новой Гвинее, в основном вполне добропорядочные люди.

2

Из Лаэ я продолжаю путь в Саламауа и Вау, которые еще несколько лет назад были процветающими городками, где жили тысячи австралийцев со своими женами и детьми. Сегодня многие виллы в красивых пригородах опустели, но бары никогда прежде не были так переполнены; и хотя пьют пиво «Форстер» и «Виктория», а не немецкое, в местном обществе по-прежнему царит атмосфера сборищ «юнггезеллен»[19], как в старые времена, когда территория принадлежала немцам. С одной существенной оговоркой: тогда было начало колонизации, теперь же наступает конец колониального периода. Приехав в Вау, я зашел в бар и, пока наслаждался у стойки пивом, стал свидетелем двух драк, на которые никто не обратил внимания. Правда, Вау всегда был беспокойным местом — это объяснялось близостью к золоту на землях племени кукукуку.

Одно время зубным врачом тут был Эрик Вин, человек неглупый, но весьма своеобразный. Золотоискатели не всегда расплачивались с ним за протезы, которые он для них делал. Говорят, что как-то раз один из них имел неосторожность подойти к нему в баре и пожаловаться на то, что протез причиняет беспокойство.

— Ну-ка, вынь его и дай посмотреть, — предложил Вин.

Взяв протез, он швырнул его на пол и раздавил ботинком.

— Теперь мы в расчете, — спокойно сказал он.

Особенно досадил ему молодой Эррол Флинн, который в то время работал здесь старателем. Он удрал в Гонконг, так и не уплатив Вину по счету. Когда Флинн стал знаменитым киноактером в Голливуде, Вин послал ему счет, но был вынужден удовлетвориться цветной фотографией кинозвезды, которую тот прислал в ответ. Он повесил ее в своей уборной, где ее сожрали тараканы.

Однажды австралийский ревизор, направленный в Вау для проверки золотого прииска, рассказал, что в углу бара он заметил человека, растянувшегося на полу во весь рост.

— Да, крепко вы тут друг друга отделываете, — заметил он одному из посетителей — Случись это в Сиднее, кто-нибудь вызвал бы полицию.

— А это и есть местный полицейский, — услышал он в ответ.

Глава восьмая