Путешествие в Лилипутию

– Так и быть, – сообщил он мне, – я беру вас в долю. Я даже готов поделиться с вами прибылью из расчета… Вы не поверите, потому что такого выгодного предложения вы еще никогда не получали и не получите. Слушайте меня и постарайтесь не упасть. Потому что если упадете вы, поднимется много пыли. А мне нужен чистый воздух. Я готов взять вас в долю на равных. Мне – девяносто процентов и десять процентов – вам. Только из собственного благородства и симпатии к вам лично. У меня одни расходы, у вас – одни удовольствия. У меня одни заботы, у вас сплошной праздник.

В денежном выражении десять процентов по его расчетам должно было составить колоссальную по лилипутским понятиям сумму в тысячу дрюф ежегодно. Один дрюф можно было бы приравнять к одной гинее, от чего я бы предостерег моего читателя. Для среднего лилипута один дрюф – столько же, сколько одна гинея для среднего англичанина. Но если средний лилипут мог прожить на один дрюф около месяца, то среднему англичанину этой суммы едва хватило бы на четверть ленча в лилипутской таверне (я, конечно, же имею в виду ленч не лилипутский, а способный насытить среднего европейца).

Я слушал моего гостя довольно рассеянно, так как мысли мои были заняты другим. К тому же я не придавал особого значения его словам, потому что он с первого взгляда не вызвал у меня доверия. Я молча кивал на его слова, прекрасно понимая, что эта болтовня ничем не кончится. Я был знаком с таким типом людей в своем отечестве. Главная их цель, кажется, навести тень на ясный день – авось под шумок и удастся как-нибудь погреть руки.

Мой визитер ушел, а я впал в такую прострацию от его лившейся непрерывным потоком речи, что после его ухода даже забыл о нем и о цели его посещения и, возможно, больше никогда об этом не вспомнил бы, если бы не события следующего дня.

Я был немало удивлен, когда уже на следующее утро обнаружились перемены, которые я поначалу даже не связал с моим визитером. Толпа больных и убогих, которая обычно уже с утра начинала собираться под моим окном, на сей раз почему-то запаздывала. Зато на пустой площадке в дальнем конце площади перед моей башней с раннего утра закипела работа – десятка четыре лилипутов быстро сколотили некое подобие сарая, впрочем, весьма добротного, и тут же принялись за внутренние работы, о качестве и особенностях которых сказать ничего не могу, так как окна у сего сооружения предусмотрены не были, а проникнуть внутрь я, как вы сами понимаете, не имел ни малейшей возможности.

Некоторое время я пребывал в недоумении, но вскоре все разъяснилось. После полудня на площади появился мой вчерашний знакомец. Он быстрым шагом прошествовал в воздвигаемое сооружение, провел некоторое время внутри и таким же быстрым и уверенным шагом направился в мою сторону. Однако на середине пути он остановился, словно вспомнив о чем-то, снова условно потрепал меня по щеке, развернулся и пошел прочь. После его прихода на стройку прибыло еще десятка два лилипутов, затем появились тяжело груженные повозки. Их поклажу – это были какие-то котлы, змеевики, емкости с жидкостями – быстро перетаскали в новенькое сооружение, которое уже подводили под крышу. Если бы я стал свидетелем такого зрелища у себя в отечестве, то наверняка решил бы, что в этом доме поселился алхимик, жаждущий получить золото из воздушного эфира. Однако в Лилипутии, насколько мне было известно, наука еще не достигла тех высот, что были покорены моими соотечественниками, а потому я никак не мог заподозрить в алхимических пристрастиях моего вчерашнего гостя.

Хотя кое-какая ясность уже появилась, но окончательно туман рассеялся ближе к вечеру, когда среди обычной толпы моих прелестниц появились четыре лилипутки в халатах (которые, впрочем, были скинуты, когда дошло до дела), на спине которых красовалась буква лилипутского алфавита, отвечающая английскому h. Та же буква была начертана и на их оборудованных плотными крышечками ведерках-наперстках общим числом около двадцати. Действовали эти девицы весьма энергично в одном ритме с другими, но ко времени моего семяизвержения ловко облачились в свои халатики и со своими ведерками выстроились у дальнего конца моего детородного органа, чтобы ни капли драгоценной жидкости не пропала втуне. Когда я издал протяжный горловой звук, вырывающийся у меня перед заветным мигом сладострастия, одна из них подставила ведерко, а остальные уже держали свои наготове, чтобы по мере наполнения первого подставить пустое.

Все было как всегда и не как всегда, потому что я ощутил какую-то невидимую руководящую руку в том, что происходило на моей подсобной табуретке и вокруг нее. Девицы в халатиках, получив свое (я имею в виду не только удовольствие, но и то, что они уносили в ведерках с плотно подогнанными крышечками), отошли по заранее намеченным маршрутам, как мог бы отойти отряд, пробравшийся в стан врага и нанесший противнику ощутимый урон.