Путешествие в молодость, или Время красной морошки

Осенние штормы не дали подойти к селу пароходу-снабженцу, и он разгрузился в Кэнискуне. Всю зиму на собачьих упряжках возили уголь. Но много ли перевезешь на нарте? А тут отец захворал. Попутным самолетом полярной авиации из Кытрына прилетел врач, осмотрел больного и что-то сказал матери. Миша не слышал, но понял, что отца уже нет смысла везти в больницу.

Отец умер рано утром, когда установилась удивительно ясная погода. Его похоронили на новом кладбище, на холме, где из каменистой тундры торчали фанерные пирамидки с жестяными звездами, вырезанными из консервных банок.

Мать, убитая горем, все чаще заговаривала о том, чтобы уехать на материк. Она списалась с братом, который жил недалеко от Иркутска и работал на строительстве нефтехимического комбината, и начала собираться в дорогу.

Павловых провожали всем селением. Ни один вельбот не вышел в море, никто не ушел в тундру. Женщины не скрывали своих слез, мужчины сурово жали руки отъезжающим. Матери на прощание преподнесли куртку, сшитую из птичьих перьев, — древний наряд, нынче настолько редкий, что такого нет даже в Анадырском краеведческом музее. Мише — пыжиковую шапку и украшенные бисером танцевальные перчатки.

— Будешь с девушками плясать, надевай на счастье, — сказал Гоном, школьный товарищ.

Материковые города поразили юношу. А самое приятное свидание было со знакомыми лишь по книгам, да по кино лесами, полями, с теплой водой в реках и озерах.

После десятилетки Мишу призвали в армию.

В отпуск пришлось ехать на похороны матери. На лесном кладбище, оставшись один, Миша вдруг ощутил в сердце такую тоску по Чукотке, что, будь у него возможность, он немедленно пустился бы в дальний путь.

После службы Михаил Павлов поступил в ветеринарный институт, а окончив его, сам попросился на Чукотку.

Десять лет не был Павлов в столице Чукотки — Анадыре и, пересекая на катере лиман, удивлялся высоким городским домам. По улицам, покрытым бетонными плитами, бежали автомобили. Павлов шагал к гостинице и вспоминал то время, когда здесь в жидкой, вязкой глине тонули галоши и тундровые кочки качались под ногами.

Через две недели Павлов уже кочевал со своим бывшим одноклассником Вакатом на полуострове, гнал стадо к стойбищу на забой.

Когда темнота окутала яранги и олени подошли к жилищам в поисках потерянных телят, Миша почувствовал, что окончательно вернулся на родину, на то место, которое так часто снялось ему ночами. И тут он вспомнил еще раз эту строку:

Для берегов отчизны дальной…

Его отчизна простиралась от здешних дальних берегов до зеленых лугов над Ангарой, от тундры Чукотского полуострова до дальневосточной тайги.

В тундре кипела новая жизнь. Сновали вездеходы, оснащенные радиостанциями. Вакат заказывал продукты по телефону на центральной усадьбе. Неподалеку от стойбища располагалась стационарная геологическая партия с буровой установкой, а на границе района строился мощный золотодобывающий прииск.

Это было прекрасно, и было бы глупо обижаться на шум мотора, который иной раз будил Мишу Павлова в яранге. Но все чаще он останавливался над колеей, проложенной вездеходом, над развороченной землей, которая так и не зарастала травой, залитая черной торфяной жижей. Она казалась незаживающей раной на теле земли. Колея тянулась от горизонта до горизонта, пересекая тундру как глубокий шрам.

Но хуже всего было возле строящегося прииска и буровой: земля там была искорежена, кругом валялся всякий мусор — проржавевшие бочки, куски бетона, железный лом, обрывки проводов, кабеля, резины… Все это густо пропитано машинным маслом, нефтью, бензином, соляркой. Даже зимний снег не мог прикрыть изуродованную землю: только кончалась пурга, и все снова проступало наружу, отравляя зловонием окрестность.

Это вселило тревогу в сердца тундровых жителей. Павлов написал гневную статью в окружную газету. Он писал о том, что тундру надо беречь, потому что это уникальное явление в природе, организм, возникший на границе живого и мертвого, знак победы над смертельным дыханием стужи.

Совершенно неожиданно Павлов получил сотни писем, а газета отвела откликам на статью целую страницу.

Были приняты специальные меры по охране тундры, а окружной Совет посвятил этому вопросу очередную сессию. Видимо, вопрос назревал давно. Места скопления зверей оградили от шума и ограничили к ним вольный доступ. Опустевшее было несколько лет назад Инчоунское лежбище снова заполнилось по осени моржами.

Павлов приурочил свой отпуск к этому времени и вместе с Гономом отправился пешком посмотреть моржовый пляж. У подступов к скалам, откуда открывался вид на берег, их остановил чей-то голос.

Пограничник, узнав Гонома, пропустил их, строго-настрого наказав:

— Не шуметь и по возможности не кашлять.

Гоном по дороге рассказывал, как несколько лет назад проходящий корабль дал гудок у лежбища, и моржи кинулись в море.