Путешествие в молодость, или Время красной морошки

Даже половить вдосталь рыбы не позволяют. А ведь как местный житель, Андрей имел право на разрешительный билет… Почему же он не взял его? Понадеялся, что в тундре никто не будет спрашивать с него этого самого билета, потому как за все годы подобного еще не случалось. Он ведь местный, коренной! Чукча! Значит, все, что бегает, плавает, летает над тундрой, — это его жизненной обеспечение, источник его существования. Так нет, теперь уже и свои начинают спрашивать разрешительный билет! Что же дальше будет при такой постановке дела?

Сверстники и соученики Андрея при всех их пережитках прошлого все же кончали университеты и институты, а он все оставался в каком-то неопределенном положении, перебегая с одной работы на другую, пытаясь доказать неизвестно кому, а быть может, самому себе, что он человек необыкновенный, человек чуточку высунувшийся вперед и от этого неустроенный, не нашедший собственного места в жизни, которого, возможно, для него еще и нет.

В последнее время он почувствовал вкус денег. Они давали возможность создавать видимость. Она заключалась, эта видимость, в том, чтобы быть одетым по моде, чтобы иметь хорошую импортную аппаратуру, которая стоила безумно дорого… Мечтой Андрея было приобрести двухкассетный стереофонический магнитофон, и стоимости той икры, что он собирался заготовить здесь за лето, на этом рыбном озере, дни которого все равно сочтены, как раз хватало на эту покупку.

Но, похоже, эта рыбалка будет сорвана… Может быть, плюнуть на них и продолжать рыбачить, как будто ничего не случилось? А как быть с Кузьмой? Вроде он тоже склоняется к этой самой охране природы.

Да, жить становится все неуютнее, даже на своей собственной родной земле.

7

А в это время Токо лежал в летнем пологе с широко раскрытыми глазами и боялся закрывать их, чтобы снова не увидеть того страшного, что только что приснилось ему. А приснилось, будто он снова шел через тундровую равнину к озеру, он уже готовился увидеть красоту огромного зеркала воды, в котором отражалось все небо и берега, как вдруг вместо этого показалась трава, которая потом сменилась какими-то желтыми злаками. Пораженный Токо остановился на берегу, а трава, извиваясь, колышась под неслышным и нечувствовавшимся совсем ветром, змеилась под ногами, грозя захватить и утянуть его в зеленую пучину.

И вдруг в этой зеленой массе возникла уродливо рогатая коровья голова с мутными глазами. Она, однако, почему-то не мычала, а тявкала по-собачьи и все пыталась лизнуть Токо огромным красным языком.

Токо отступал назад, но ноги были опутаны зелеными петлями мамонтовой травы, а корова уже дышала теплым, пахнущим псиной дыханием и лизала лицо…

Вскрикнув, Токо проснулся.

Он лежал, по обыкновению высунув голову из полога и холодную половину яранги, и оленегонная лайка лизала его, водя шершавым, теплым языком по лицу, царапая веки и губы. Токо осторожно отстранил ее рукой и перевернулся на спину. В дымовое отверстие глядело серое ночное небо, едва отличаемое от темного окружения яранги. В хорошую погоду в это время уже можно увидеть звезды, порой краем наплывала даже луна, но сейчас о положении звезд и луны узнаешь только из календаря.

Токо и раньше доводилось переживать ночные ужасы. Это случалось не так уж и редко. Но те сны имели удивительную особенность быстро тускнеть, улетучиваться, терять выразительность. Они гасли, как обугленная бумага, которая только что пылала ярким пламенем, а этот сои, хотя уже и выцветал в памяти, все еще заставлял вздрагивать сердце.

Какое счастье, что всего этого нет!

Ну, а если все же такое случится? Если и впрямь пригонят сюда мощные бульдозеры, экскаваторы, самосвалы, выроют канал от зеленого берега озера к Большой реке, и вода побежит туда, обнажая дно, оставляя в тине и на гальке трепыхающихся рыб. Неужели все это от того, что есть большие любители коровьего молока?

Токо тоже любил молоко, но предпочитал сладкое, сгущенное. В него хорошо макать кусок белого хлеба и запивать крепким чаем. Если бы не бабушка, Токо питался только так, обходясь без мяса, консервов и макарон.

В интернате ему доводилось пробовать и свежее коровье молоко. Конечно, оно не шло ни в какое сравнение со сгущенным. Но взрослые утверждали: именно такое молоко обладает великолепными целебными свойствами и необходимо, особенно детям, растущему организму.

По почему нельзя оставить коров там, где им хорошо, где они могут пастись на настоящих зеленых лугах, на берегах спокойных полноводных рек, тихо и величаво текущих по великим русским полям, через густые леса? Такие пейзажи Токо запомнились по кино и телевизионным передачам. Зачем вытеснять коровами оленей?

Токо иногда приходила мысль, что вся эта затея с осушением озера какая-то чудовищная несправедливость, может быть, даже злой умысел недобросовестного человека. И он запомнил это имя — Савелий Мордиров. Даже оно звучало зловеще, тая в себе непредсказуемые беды.