Путешествие в молодость (СИ)

— На вкус и цвет, — икнул я. — Так то, вроде и ничего, — протянул я, разглядывая на просвет остатки пены, стекающие по внутренней стороне опустевшей пластиковой баклахи.

Малой такого явно от меня не ожидал. Хлопнул себя по лицу, что-то забормотал, схватил меня за руку и потащил обмякающее тело в сторону деревни. А мне было уже на все пофиг. Иди не хотелось совершенно. А вот лечь и нихрена не делать хотелось дико.

Я это и пытался доказать Чижу, но подлый язык меня не слушался. А Чиж, обливаясь потом, тащил меня всеми возможными способами. Хрен его знает, как ему это удалось. Но до бабкиного палисадника он меня докантовал. Там меня и покинула силушка.

Сморило меня короче.

Второе пробуждение тоже приятственностью не отличилось. В себя я пришел от того, что мне на лицо что-то упало. Я попытался смахнуть. Не получилось. Это что-то размазалось по лицу и прилипло к руке, а над ухом зашумело.

— Ну пизнец, — резюмировал я, открыв правый глаз и узрев пальцы, измазанные птичьи дерьмом.

В родном доме меня, то ли не приняли, то ли не дотащили. Оставили под кустом сирени на растерзание пернатых дятлов-засранцев.

Поспал я, судя по положению солнца, знатно. Обед уже миновал. А то, что проснулся вовремя, стало ясно через пару секунд после осмысления хреновости моего бытия.

Сначала я услышал пыхтенье, потом шаги. А потом стало писец как мокро и неприятно.

Холодной водой меня облили, короче.

— Кто тут на, — возмутился я.

— Подъем, — невзирая на моё возмущение, заорал Чиж. — Через два часа на сцену!

— А повежливее рок-звезду разбудить нельзя что ли? — продолжал я катить бочку.

Но возмущения остались без ответа. Мне опять протянули руку и потащили во двор.

— Банька готова. Жару только много не давай, — напутствовала Чижа бабуля, когда дружан превозмогая мое праведное возмущение и сопротивление, тащил меня в сторону бани.

— А я играю колхозный панк, а значит должен иметь соответствующий вид, — протестовал я, еле-еле передвигая ноги.

— Да я после того, как в чувство придешь, с великой радостью тебя в навозную яму скину, — разозлился Чиж.

— Злой ты. А ещё друг, называется, — буркнул я и, выдернув руку, сам поплелся в сторону бани.

Что ни говори, а баня, действительно, творит чудеса. Всего-то через полчаса пыток веником и обливаний ледяной водой меня попустило. В животе забурчало и дико захотелось есть.

— Слушай, а чем всё вчера закончилось? Нихрена не помню, — спросил я у Чижа, когда мы вышли из бани на просторы бабкиного огорода.

— Пришёл ветеринар и у него был спирт. Чистый, — бросил Чиж. — Я не стал. А ты меня послал, и граненый стакан чистяка залпом залудил. А потом Галька пришла.

— Это жопастая?

— Ага.

— А я чего?

— Да ничего. Лёха-звукарь к ней подкатывать начал. А ты возмутился. Галька сгребла вас в охапку и потащила в темноту. Бухаринские мужики её побаиваются. Ей двадцать восемь, а она уже трижды вдова. Не везет ей. А местные говорят, что она ведьма и затрахивает до смерти. Так что, с этим делом у неё туго. А тут целых два ухажёра. Одновременно. Что у вас там было, я не знаю. Я к Катюхе пошёл.

— Понятно, — протянул я. — Значит, бросил товарища на поле брани на растерзание оголодавшей валькирии и свалил со спокойной совестью.

— И ничего не свалил, и не со спокойной совестью, — возмутился Чиж. — Я как обязательную программу отработал, так сразу к тебе на помощь кинулся. Я тебя с трёх часов ночи искал. Даже пиво для тебя прихватил, — напомнил он.

— За пиво лайк и уважуха, — согласился я. — Только если я спирт бухал, зря ты мне его дал. После спирта даже воду лучше не пить и суп не есть. Накроет, мама не горюй.

Жизнь постепенно налаживалась, самочувствие стало чуть лучше, чем совсем хреново. Но жить можно. Чиж меня в дом завел, а там на кухне супчик куриный, капуста квашенная, стопочка и пузырь с какой-то настойкой.

— Бабка сказала, три ложки съешь и писярик опрокинешь. Потом резко работаешь ложкой. Второй — после того, как всю тарелку навернёшь. Сказала, через двадцать минут будешь, как козёл молодой скакать.

— Про козла обидно, а вот за заботу респект, — вздохнул я и уселся за стол. — А бабуля, то, кстати, где?

— В смысле где? На сейшене. Поит городких лохов нашей самогонкой. И почти ничего взамен не просит. Так, ручку позолотить сотенной купюрой за стаканчик.

Бабкин супец оказался выше всяких похвал. Полчаса и от похмелья не осталось и следа. Молодецкой бодрости в теле, правда, не было, да и голова слегка туманная была, но жить можно. Меня даже опять на подвиги потянуло.

Послеобеденный кайф прервал чижовский мобильник.

— Вы где там? — услышал я бабулин голос. — У меня тут горючка кончается. Давай тащи всё, что есть! Срочно!

— Едем, — проорал Чиж и нажал “отбой”.

— Пошла торговля, — радовался малой, потирая руки. — Бабка говорит, три фляги уже реализовала.

Прикид для сейшена у меня оказался подобающим.

Хоть тело и сияло послебанной чистотой, а на сейшн напялил я свои видавшие виды и заляпанные какой-то дрянью джинсы, которые ещё утром в палатке звукарей искал. На ноги — стоптанные говнодавы. А вот с футболкой облом вышел.