Путешествие в некоторые отдаленные страны мысли и чувства Джонатана Свифта, сначала исследователя, а потом воина в нескольких сражениях

«Я могу убедить лишь тех, кто склонны верить мне на слово: будучи в течение почти четырех лет в самых близких и постоянных отношениях с людьми у власти как в области деловой, так и личной, я ни разу не слыхал от них ни слова в защиту интересов „претендента“, а между тем я все время был особо заинтересован именно в этом вопросе. И если что-нибудь в этом смысле предпринималось, то у меня должно было быть очень мало здравого смысла или мне должно было очень не везти, если у меня не возникло хотя бы подозрения по этому поводу! Можно скрывать свои планы, но вряд ли кому-либо удалось при наличности такой близости скрыть свои мнения. Я никак не могу поверить, что они (Оксфорд и Болинброк) всегда маскировались, находясь со мной… И хотя все сказанное мной имеет значение лишь постольку, поскольку существует личное доверие ко мне, я заявляю, что никогда не изменю своего мнения по этому вопросу».

«Слишком трудно признать!» – слышится в этом крике изнемогающей гордости, в этой горькой жалобе загнанного в тупик человека.

Пусть Свифт действительно в последовавшую четверть века жизни своей не признал, что «изменил свое мнение». Но уже теперь, осенью 1714 года, на пути в Дублин, в Ирландию, ту Ирландию, куда он столько уже раз возвращался побежденным, но в первый раз возвращается и униженным и обманутым в цели, и смысле своей жизни, – уже теперь он знает: грозный счет ему предъявлен.

И не кем-либо, а самим собой: он и кредитор и должник.

И если он сторицей не оплатит счета, что ж, значит, он жалкий банкрот, этот Джонатан Свифт, мечтавший «совершенствовать человечество».

Был оплачен грозный счет сторицей, около десятка лет понадобилось для этого Свифту.

Глава 14 Свифт объявляет перерыв

Что такое побои – известно всем; но что такое любовь – до этого еще никто не додумался.

Гейне

Если его сердце принадлежит другой – могила будет моим брачным ложем!

Шекспир

Друзья! О, друзья Свифта – при его жизни, а особенно после смерти его! Как они его любили и как старались по этой, очевидно, причине сделать его жизнь «интереснее», чем она им казалась.

Но чем же определяется «интерес» человеческой жизни?

Издавна известно всем «друзьям», которые так охотно превращаются в сплетников, особенно когда они друзья великого человека, что этот интерес определяется заключенной в жизни «тайной» – и тем более привлекательна и волнующа тайна, чем большую роль в ней играет половая жизнь человека и все, что с нею связано…

Мистификации Свифта в его общественной, публичной жизни – благодарный материал для любителей тайн. Но что сравнится с радостью их любопытства, когда проникают они в его частную, спрятанную жизнь… Сколько загадок загадал он тут любопытному человечеству, а самой увлекательной и таинственной из них как не считать ту, что сопряжена с таинственными именами: Варина – Стелла – Ванесса!

Обсуждается волнующая загадка. В романтических исследованиях и документальных романах, в догадках средней гениальности и домыслах глубокой проникновенности. Обсуждается она с азартным волнением, словно читаешь детективный роман, лишенный конца; обсуждается она с пошловатым хихиканием – так хихикают лакеи, подсматривая через замочную скважину в спальню своего хозяина; обсуждается она с торжественной псевдоученостью педантов от науки.

Увы! Напрасно все! Не разрешена мучительная загадка и по сей день.

Как печально и гневно смеялся бы Свифт, ознакомься он хоть с одним из сочинений, посвященных этой загадке, и как удивленно подумал бы он:

«Странно, однако… Как раз тут не было никакой загадки, как раз тут все было как нельзя более просто…»

Не было загадки! А три знаменитые сцены, служащие тремя краеугольными ее камнями?

1716 год. Дублин. Библиотека архиепископа дублинского Кинга, одного из лучших друзей Свифта в этот период. Входит в библиотеку без доклада другой друг Свифта, доктор Дилэни. Вздрагивает Дилэни: мимо него и как бы не замечая его, проносится вихрем Свифт, он объят жесточайшим волнением, лицо его трагически скорбно, опрометью, не оглянувшись, не вымолвив ни слова, выбегает он из комнаты.

– Что здесь случилось? – спрашивает охваченный тревожным недоумением Дилэни.

Склонил свою старческую голову на грудь архиепископ Кинг, горячие слезы льются из его глаз…

– Сэр, вы только что видели перед собой самого несчастного человека на свете, – отвечает Кинг, – но заклинаю вас, никогда, ни словом не заикайтесь о том, что вы видели, и не спрашивайте ни у кого о причинах его несчастья!

Дилэни, однако, заикнулся. Ибо о высокотрагической этой сцене рассказал потомству все тот же Дилэни. Можно ему верить, а можно и не верить.

Но любители-детективы, посвятившие свой досуг разгадыванию семейных тайн Свифта, предпочитают верить.