Неожиданно все сменилось утром. Ярким светом освещена могучая река, через которую на больших плотах переправлялось войско. На одном из холмов стоял алый шатер, кругом около сотни воинов — это командный состав македонского войска со своими знаками и знаменами. Почти все войско уже переправилось и выстраивалось в боевом порядке, полками. Со стороны солнца волна за волной быстро приближались всадники. На маленьких юрких конях хиониты подскакивали почти вплотную к копьеносцам и, направляя коней вдоль их рядов, расстреливали в упор из малых луков, ловко выхватывая стрелы из колчана за спиной.
На ближайшей возвышенности стояли скифские лучники и из огромных луков посылали тяжелые длинные стрелы в середину полков противника, тем самым не давая им метать стрелы в ответ. С дальнего правого крыла послышался гул конских копыт. Из-за холма выскочила многочисленная конница, стараясь обхватить скачущие навстречу ряды монгольских всадников. Те, сворачивая бег коней в огромную дугу, стали уходить в долину, увлекая за собой конницу врага. Когда в клубах пыли скрылись последние всадники, с далекой вершины в долину хлынули горцы-эфтаниты, вооруженные легкими саблями и малыми щитами. Отпустив поводья, они лихо держались в седлах и издавали веселые боевые кличи. Такое впечатление, что это не битва, а праздничные состязания среди молодых мужчин.
Как только проскакивали всадники, скифы-пешие броском оказывались рядом с пехотой противника. Кое-где ряды македонцев разомкнулись и в пустоты на быстром ходу врывались телеги-лодки, впереди которых на мощных бревнах сверкали огромные медные головы таранов. В лодках за щитами сидели монголы, за лодкой неспешным аллюром скакали конные. Удары таранов были страшны, лодки глубоко врезались в ряды копьеносцев, сминая всех на своем пути. Из-за щитов с криками прыгали монголы с кривыми саблями в руках. Началась сеча. В образовавшиеся пробоины быстро втекали и сами скифы. Македонцы не могли перестроиться и в ближнем стремительном бою гибли. Передние полки стали рассыпаться, лихорадочно отступать, мешая следующим полкам вступить в сражение.
В это время за рекой раздались звуки боевых труб. Волна всадников скифов нахлынула на тех, кто не успел переправиться, распылила их по берегу. Канаты плотов были перерублены, они, медленно вращаясь, поплыли вниз по течению. В полках, стоящих у реки, началось движение, полки рассыпались, македонцы стремились к обозам. Многие бежали к реке, сбрасывая тяжелые доспехи. В первых рядах кое-где удалось: перестроиться, но скифы на них не нападали, обтекая и улюлюкая, пробивались в тыл. Кое-где македонцы собрались за обозами, стараясь организовать оборону. Скифы мчались вдоль них, расстреливая только офицеров. Конница монгол, ускользнувшая в долине от преследования, сделав круг, вернулась к старому месту сражения. В воздухе постоянно висела туча стрел. Враг нигде не мог удержаться, беспорядочно пробирался к реке. Одни пытались уйти вплавь, другие проскользнуть вдоль берега. Их никто не преследовал.
Скифские отряды уже выстраивались рядами, обходили поле боя, собирая оружие, помогая раненым. Кое-где стояли кучки, ощетинившись копьями, но на них не обращали внимания. Было впечатление, что все их воинство просто разогнали. Конница македонцев так и не вернулась. В долине, куда ее заманили монголы, был устроен пожар, а горцы, схлынувшие со склона, устроили резню. Македонцы в доспехах оказались слишком неповоротливы в сравнении с ними. Предвидя исход битвы, я уже скакала на вершину холма, где виднелся алый шатер. Сбоку неожиданно появился Юраз на своем вороном, держа в руке боевую трубу. За спиной у него болталась лира, он широко улыбался мне.
У шатра стояли воины, слишком занятые и обескураженные, чтобы обратить на нас внимание. Я заметила, что несколько монгол догнали нас. Меня интересовало знамя. Около знаменосца стоял высокий воин в доспехах, держа шлем с двумя крылышками у груди. Он не мигая смотрел в долину, где скрылась конница македонцев, пытаясь в клубах пыли и дыма что-то рассмотреть. По его глубоким морщинам текли слезы. Он что-то говорил. Когда я осадила коня, он что-то воскликнул на своем языке, я не расслышала. Ладонью срубила древко знамени и развернула коня в сторону Юраза. Невдалеке монгол пытался отнять у воина красивый знак на шесте. Тот вцепился в шест и таращил глаза на монгола. Монгол, словно выплюнув «якша», двинул кулаком по шлему и подхватил оброненное древко. Весело выкрикивая «ек-ек», уже скакал вслед за нами. Я спросила Юраза, о чем горевал длинноногий?
— Это ромей, начальник войска. Он молил Бога о снисхождении и послал проклятье своему царю: «Бази-левс, ты послал нас сюда испить чашу позора! Будь ты проклят!»