Сборы следующим утром 11 апреля 1919 г. были недолгими, вещей у девушки было немного, главное шкатулка с фамильными драгоценностями, Никита завернул ее и уложил на дно небольшой сумки. До отъезда оставалось еще несколько часов, светило мягкое солнышко, по морю бежали озорные белые барашки. Елизавета и Никита бродили по оживленной в связи с предстоящим отъездом Ялтинской набережной. Суета и шум мешали молодыми людям, прощаться в такой обстановке, а тем более прощаться навсегда не хотелось.
Они выбрали тихий одинокий пирс и сидели молча, каждый думал о своем. Никита о том, что необходимо тот час же после ее отъезда поговорить с главнокомандующим здешними силами и отравляться на южный фронт. Мысли о том, что он видит ее в последний раз, молодой человек гнал от себя, как чумные.
Елизавета думала, что ждет ее впереди, как примет ее тетка, которую она не видела никогда в жизни, а еще о том, что она навсегда покидает Россию, страну, где она родилась, выросла, с которой была связана вся ее жизнь, все надежды… неожиданно она нарушила молчание.
— Никита, я хочу просить Вас, давайте обменяемся крестиками, в знак того, что судьбы наши сплелись таким непостижимым образом. Я вижу, что вы не снимаете то, что осталось от моего медальона, я чувствовала, что должна была его подарить, тем более, что он спас Вас от тяжелого ранения, но крест, это другое, это почти душа…
— Я не смел даже подумать о таком щедром подарке, но если Вы действительно хотите, — он снял свой серебряный крестик на простой веревке, поцеловал, осторожно надел на девушку:
— Пусть он принесет Вам счастье.
— А Вы возьмите мой, пусть он хранит Вас, я так хочу, чтобы в этой страшной войне он уберег Вас, а когда все кончиться, я обязательно вернусь, или… если все будет кончено, Вы приезжайте ко мне.
— Конечно, Елизавета, я запомнил адрес город Версаль, Вандомская улица 31, - хотя молодой человек со всей очевидностью понимал, что ему никогда не придется воспользоваться этим адресом.
— Идемте, пора.
Все желающие уехать собрались на причале Ялты. Это было душераздирающее зрелище — видеть всех этих беглецов, большей частью старых и больных, опечаленных расставанием с Родиной, сидящих на мешках и тюках и ожидающих посадки.
Никита готовил себя к этой минуте уже очень давно, но все же не думал, что это будет так невыносимо тяжело. Он, убеждал себя, что ее отъезд — жизненная необходимость, но на деле все оказалось гораздо сложнее.
Когда девушка поднималась по трапу, у него перед глазами все поплыло. «Я так многого ей не сказал…». Княжна уже почти поднялась на борт, вдруг обернулась, встретилась глазами с его фигурой, перемолвилась парой слов с капитаном, тот кивнул ей в ответ и вдруг к безумной радости Никиты бросилась назад. Упала в его объятия.
— Нет, Никита, я не могу уйти вот так, обними меня, на прощанье, крепко-крепко, — она посмотрела в его глаза, — спасибо, тебе Никита, ты так много сделал для меня, прости меня, за все…
— Я люблю тебя, Лизонька, я всегда буду любить только тебя, — он обнял ее так сильно, что перехватило дыхание. Девушка поднялась на носочки, нежно дотронулась до его губ.
— Иди, Елизавета, пора, — его глаза блестели от нахлынувших слез. Она тряхнула головой, словно отгоняя от себя свои мысли, по ее щекам тоже бежали слезы. Этот долгий взгляд серых и синих глаз в то мгновение заключал в себе весь мир, в нем было столько чувств, столько невысказанных слов, столько любви… Но время было неумолимо.
— Храни тебя Господь, Никита, — перекрестив его, Елизавета, не оглядываясь, взбежала на борт. Но там, уже на корабле, все же не смогла сдержаться посмотрела на высокую одинокую фигуру на берегу. И вдруг ей стало так страшно одиноко, и больно от этой разлуки, и предчувствие непоправимой ошибки защемило сердце, и море, и небо вдруг совсем перемешались перед глазами.
А Никите казалось, что пространство вокруг него престало существовать — его мир, его жизнь теперь находились на палубе этого корабля, пока еще в форме девичьей фигуры, которая по мере удаления судна постепенно превращалась в точку, а скоро и сам корабль стал лишь маленькой отметиной на горизонте.
С удивлением офицер заметил, что рука сжимает ее крестик на груди. Никита пылко поцеловал его, не замечая, что плачет. «Что же мне теперь делать, Господи, как мне жить без нее?»
Елизавета не отрываясь смотрела на узкую полоску берега, пока та не слилась с горизонтом. «Вот и все, начинается новая жизнь, нужно забыть о страшном прошлом и с верой смотреть в будущее», — мысленно приказала себе девушка. Но на душе было тяжело. Это расставание тяготило, щемило сердце, — «конечно, ведь это же Родина, а Никита единственный человек, кому я действительно была дорога», — убеждала она себя, — «и все же, почему, почему так тягостно на душе».