Путешествие в решете

– А вы знаете, из чего состоит вещество? Из молекул, молекулы состоят из атомов. Атом – это ядро, а вокруг него вращаются электроны. Потом кварки, мезоны, лептоны. Дошли до лептонов. В середине прошлого века, в 54-м году, узнали, что лептон состоит из четырёх частей, четыре кирпичика составляют материю. Человеку дали за это открытие Нобелевскую премию. А в 2012 году закончил работу огромный коллайдер. Я слежу за этим, профессия обязывает. Вся работа адронного коллайдера была необходима для того, чтобы узнать, что такое лептон. И было доказано, что лептоны состоят из вакуума. То есть из ничего. То есть мы, вы и я, состоим из ничего. Сначала физический вакуум, а потом первичный вакуум, а потом информационные поля. То есть информация: «В начале было Слово». А ты думаешь, когда картинки перед глазами мелькают, когда на волоске висишь – это что? Информация. Последнее, что меня потрясло до глубины души: в Институте ядерных исследований в Москве открыли кафедру теологии. Те-о-ло-ги-и. – Сивый заметил, что не поразил меня своим открытием, поэтому перевёл разговор на другую тему: – Но качнём чашу весов в другую сторону. Как начинаются войны?

– Мужик ехал с охоты, решил мёда купить. Заезжает в село. Там ему наливают сколько надо. Капля капнула на землю, подбежал хозяйский кот, стал лизать. Собака охотничья его загрызла. Хозяин берёт лопату – и собаку по голове. Охотник скидывает ружьё и стреляет. Вот и началась война. А всё из-за того, что захотелось мёда.

Он засмеялся громко, я тоже хотел последовать его примеру, но не стал: глаза Сивого оставались серьёзными.

– Но вам, наверно, неинтересны басни нещадно битого. Вижу, что неинтересны. Вы хотели узнать про Анатолия. В конце _{весны ко} мне пригнали машину на ремонт. Я её сразу узнал. А когда заглянул под капот, то не осталось никаких сомнений. Это была Валеркина машина. Я там кое-что перебирал, ремонтировал. Когда расспросил немного паренька, её пригнавшего, оказалось, что Валерка – его дядя. Машина была в нормальном состоянии, но я поменял всё, что вскоре потребовало бы ремонта. Всё почистил, всё проверил. У Анатолия были большие планы. Он собирался проехать всю страну с севера на юг и вернуться обратно. Ну, мы его хоть немного откормили. Он почти всё время играл на своём инструменте или с Лидией в шахматы.

Я заметил, что, когда речь пошла об Анатолии, Лидия прислушалась. Вытерла ладони салфеткой, встала и, танцуя, сделала несколько кругов по зале. Около стенки на тумбочке стояла радиола. Лидия выбрала одну из пластинок. Сначала зашипело, а потом зазвучала какая-то классика, вальс. Девушка снова закружилась где-то у меня за спиной. Чувствовал только колебания воздуха и лёгкие шаги. Я взглянул на Геннадия Семёновича.

– Вы не думайте, радиола эта не старинная, куплена совсем недавно. Их снова стали выпускать, и пластинки тоже. Ностальгия.

Кстати сказать, я взял с Анатолия слово, что на обратном пути он к нам обязательно заедет и всё расскажет.

– И вы верите, что он сдержит слово? – вырвалось у меня.

– Конечно, приедет. Как вы можете в этом сомневаться? Он оставил у нас свой лучший инструмент, – в первый раз подала голос Лида, он был у неё похож на отцовский, только мягче и округлее.

Я обернулся. Девушка уже не танцевала. Она стояла на кончиках пальцев (видимо, тренируя какую-то позу), ступни были голые, а руки лежали на груди. Я не стал им говорить, что Анатолий вряд ли вернётся. И то, что он уже давно проехал или прошёл Степаново.

– А вы откуда Анатолия знаете?

– Случайно встретились, был на его концерте. Запомнился. А местные из Степаново сказали, что он у вас жил.

– Запомнился. Ну конечно, запомнится. – Мне показалось, что он сказал это с едва заметной иронией.

Чаю попили молча, видимо, все темы были исчерпаны.

– Ну что, может быть, помолимся после еды? – встал Геннадий Семёнович из-за стола. – Или вы имеете что-то против? Вы православный? Лидия, выключи музыку.

Я спрятал выползший из-под джемпера крестик. Молились мы на единственную маленькую икону. Геннадий Семёнович улыбнулся моему смущению.

– Вижу, что удивляетесь. Иконы все наверху, в спальне. Вообще, болит у меня за это душа. Хочется хоть какую-нибудь церковь поставить. Здесь ведь раньше монастырь был. Деревня так и называлась – Монастырь.

Когда прощались, я вспомнил, что у Геннадия Семёновича что-то вроде гостиницы, и спросил сколько должен за обед. Это заметно обидело хозяина. Он ничего не ответил, выдавил подобие улыбки и крепко пожал руку. Когда я вышел на улицу, снова кто-то тихо свистнул собаке. После чего зазвучала музыка, теперь марш.

При моём появлении Лазарь включил фары машины и завёл её. Он сидел за рулём и на мой вопрос «Как спина?» ответил: «Садись».

Мы ехали всю ночь, Лазарь почти не шутил и слушал красивые греческие молитвы. Всё время чем-то воняло, и, только въезжая в Москву, мы вспомнили о рыбе под сиденьем.

Часть 2