Читаем Путешествие в революцию. Россия в огне Гражданской войны. 1917-1918 полностью

Я сказал ей, что у меня нет пропуска, но надеюсь, что передам свои бумаги чиновнику от прессы на следующий день.

Она расслышала в моем голосе вопрос, однако проигнорировала его.

Здесь был и Луначарский. Он стоял в очереди за завтраком вместе со всеми. Это обещало быть собранием с хорошей закуской. Большинство делегатов пришли, вооружившись бутербродами, на случай, если им не достанется еды, и со свечами, чтобы не сидеть в темноте, если большевики вырубят электричество.

Подошел Володарский, чтобы сказать, что по всему городу 4 января пройдут собрания. Там же был и Нейбут, охрипший после ночного выступления перед войсками, оборонявшими город. Всем делегатам Учредительного собрания, которым можно доверять, сказал он, было предложено выступить в этой бурной кампании.

Я вошел в просторный полукруглый зал и направился к галерее, где находились представители прессы; галерея располагалась сразу же за подиумом. Никто не спросил меня о пропуске. Я отыскал Рида и Луизу Брайант. Бесси Битти, Эдгар Сиссон и Гумберг сидели на стуле, зарезервированном для Робинса, а с ними был секретарь Троцкого. Рядом с Робинсом было место Ольги Каменевой, жены Каменева и сестры Троцкого. Она была окружена солдатами.

Ни Рид, ни я не могли выносить Сиссона. Любимым эпитетом, которым Рид награждал его, был «хорек-проныра». Он называл его так не столько из-за острого узкого лица и сощуренных глазок, которые делали его похожим на этого зверька, и даже не из-за его вездесущности, хотя он и шнырял повсюду. А из-за того, что Джон называл «видом честной вороватости».

Сиссон был на пути в Петроград, когда разразилась Октябрьская революция. Назначенный Джорджем Крилем, председателем Комитета общественной информации Соединенных Штатов, Сиссон прибыл сюда, чтобы выделить 250 000 долларов и в соответствии с приказом президента Вильсона подчеркнуть «дружелюбие… бескорыстие… и желание помочь». Военные аспекты «сами позаботятся о себе, если связи между двумя народами будут разорваны». Поэтому, когда Сиссон сошел с поезда на Финляндском вокзале 25 ноября, собираясь ухватить как можно больше событий, он всеми силами и средствами преследовал поставленную перед ним политическую задачу. Обнаружив, что Робинс – тот человек, у которого имеются контакты в Смольном, и что он – официальное лицо, которое может ходить повсюду, он подружился с ним и увлекся его теорией действий. Они полагали, что, если смогут рассчитывать на некоторую помощь и поддержку Соединенных Штатов, большевиков можно будет удержать от заключения сепаратного мира с Германией.

У посла, похоже, вообще никакой политики не было, и он лишь настаивал на том, что большевики долго не продержатся.

Когда вскоре после приезда Сиссона Джудсон взял интервью у Троцкого (18 ноября), Сиссон отправил Крилю многозначительную телеграмму, чтобы тот сказал президенту, что интервью опиралось на политику, которую одобрил Вильсон. Он тогда был новичком и обывателем, который хвалился тем, что замолвил доброе слово о бригадном генерале.

О первом визите было сообщение в «Известиях». Джудсон, ясно дав понять, что говорит только за себя, а не официально от имени своей страны, говорил о формальных мирных переговорах (временное перемирие уже действовало) и о своих сделанных ранее заявлениях об эмбарго. Троцкий согласился признать резкость своих высказываний и заверил его, что каждый шаг по Брест-Литовску станет общественным достоянием, и понадеялся, что на каком-то этапе союзники смогут вмешаться в мирные переговоры. И когда во время более позднего интервью Джудсон огласил план русских, сообщив, что они пытаются удержать германские войска на Восточном фронте, Троцкий проявил себя «дружелюбным и отзывчивым». Он заявил, что комиссия по перемирию «получит соответствующие указания». Джудсон передал слова Троцкого Фрэнсису, а Робинс, чрезвычайно довольный, рассказал обо всем этом нашей маленькой подружке Битги.

Позднее, 15 декабря, Иоффе, возглавлявший русскую делегацию, добился отсрочки на десять дней, после того как министр иностранных дел фон Кюльман указал, что имеют в виду немцы под самоопределением: что Литва, Курляндия, часть Ливонии и Эстонии уже выказали предпочтение Германии. Робинс не стал терять время и бросился в Смольный, где обнаружил разгневанного Троцкого. Тот был взволнован и озабочен тем, что станут делать Соединенные Штаты, если русские из-за этого демонстративно покинут переговоры. Именно тогда Джудсон и Робинс отправились к Фрэнсису и, как мы сейчас знаем, добились от него полной власти «идти к Троцкому и информировать его, что [Соединенные Штаты] окажут всю возможную помощь».

Перейти на страницу:

Все книги серии Свидетели эпохи

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза