Путешествие в революцию. Россия в огне Гражданской войны. 1917-1918

В то же время работа, выполняемая нами с Ридом, сама по себе накладывала на нас некий отпечаток. Изо дня в день мы призывали немцев к восстанию, пока, наконец, не поняли, что они не станут этого делать. Когда было получено разрешение на распространение «Четырнадцати пунктов» Вильсона, они были отпечатаны в той же большой типографии, где мы печатали ежедневную газету на немецком языке. Грузовики были нагружены кипами газет и листовок и вместе с произведением Вильсона и нашими машины отправились к месту назначения, на фронт. А там слова президента-златоуста распространялись так же, как наши простые, ясные слова. Их разбрасывали в германские траншеи или вручали немецким и австро-венгерским солдатам на указанных точках, где происходило братание. Наша газета «Die Fackel» («Факел») 19 декабря/1 января стала называться «Der Volkerfriede» («Дружбой народов»), и из-за временного перемирия распределять газеты стало легче, чем раньше, и значение их возросло.

Это большевистско-американское сотрудничество в распространении пропаганды Вильсона (и нашей) немцам выгодно оттенило вспышки записного остроумца Карла Радека. (Одаренный журналист и публицист, поляк, получивший образование Р Германии, Радек теперь был нашим редактором; некоторое время мы работали непосредственно под началом Рейштейна.)

Газеты также отправлялись в лагеря для военнопленных по всей России. Карр заявляет, что «Тринадцать номеров газеты «Der Volkerfriede» появились до 23 января 1918 года (последний экземпляр в Британском музее); миссия этой газеты завершилась с подписанием Брест-Литовского договора». Я должен поправить это, поскольку у меня есть пачка крошащихся выпусков «Der Volkerfriede», и последний экземпляр датирован 24 февраля 1918 года. И я вовсе не уверен, что не появлялись и более поздние выпуски. Но я не стану опровергать Карра по другому вопросу; что, вероятно, самое удивительное во всех этих изданиях – это интеллектуальный характер их призывов; читателю предлагалось некоторое знакомство с основными положениями марксизма». Это верно, однако Рид и я также работали над плакатами и листовками, которые по нашему настоянию были менее интеллектуальными, но зато более драматичными и наполненными фотографиями, которые в доступной форме рассказывали о событиях. То, что они доходили до пункта назначения, подтверждается реакцией австро-венгерских военнопленных, которые, по словам Троцкого 9 декабря, предлагали сражаться против войск кайзера, если действия на фронте возобновятся. Показательно часто цитируемое заявление генерала Гоффмана о том, что «сразу после того, как мы завоевали большевиков, они завоевали нас. Наша победная армия на Восточном фронте разложилась из-за большевизма» . Вероятно, нескромно думать, что мы здесь сыграли свою роль, но все-таки из Народного комиссариата иностранных дел мы обычно в день отправляли более полумиллиона газет на пяти языках – на немецком, венгерском, польском, сербском, чешском, а иногда одно– или двухстраничную листовку на румынском, турецком, хорватском и других языках.

Широкое распространение речи Вильсона как внутри России, так и среди германских войск представляло собой небольшой триумф для американцев и повлекло за собой интересное развитие событий; в этой ситуации логика требовала интервью с Лениным (11 января), организованного Гумбергом для Робинса и Эдгара Сиссона. Сиссон, бывший корреспондент «Чикаго трибюн» и исполнительный директор журнала «Космополитен», в Петрограде представлял Военный комитет публичной информации президента Вильсона50.

Это было первое интервью Робинса (и мне кажется, единственное интервью Сиссона). Хотя Робинс уже через несколько дней после Октябрьской революции встречался с Троцким, также благодаря маневрам Гумберга. Несмотря на скептицизм Ленина, тот желал сделать одолжение Робинсу. Он прокомментировал, что речь Вильсона была «громадным шагом в сторону мира на земле», сказал, что не возражает против ее распространения, и поинтересовался насчет разработки речи. Очевидно, Робинс и Сиссон пустили ее на самотек.

7 января Троцкий возвратился из Брест-Литовска и доложил о том, как там идут дела. Через два дня генерал Гоффман положил на стол карту и, прочертив линию, напомнил русской делегации о том, что «победная германская армия [находится] на русской земле». Более того, немцы не отойдут от этой линии (которая отмечала почти всю Литву, Белоруссию с немецкой стороны, а также половину Латвии и острова Моонзунд), пока русская демобилизация не будет завершена. Что же до Украины, он был осторожен. Это должна решать Украинская (антибольшевистская) рада.