На официальной ратификации опять произошел конфликт из-за того, чей документ — датский или русский — должен лежать сверху во время крестоцелования? На самой присяге Фредерик объявил, что оставляет за собой право на Колки, но послы возразили, что ратифицирован может быть только согласованный текст безо всяких оговорок. Присяга под диктовку послов была повторена[133]
.Итак, в результате трех предшествующих переговоров в Москве в 1559 г., весной 1562 г. в Можайске и осенью того же года в Копенгагене статус Колков фактически остался неопределенным, Россия же получила гарантию свободного плавания через Зунд. Однако русско-датские отношения с середины 70-х годов стали крайне напряженными. Викские крепости Хапсаль, Лоде и Леаль, которые согласно договору 1562 г. должны были принадлежать датскому королю, фактически находились у шведов. Часть их была выкуплена Фредериком II у шведских наемников в 1575 г., а на следующий год они были захвачены русскими. П. Верникен ездил в Москву с целью добиться возвращения городов. Уже с июня 1576 г. Иван IV предлагал возобновить докончание, опасные грамоты новым послам он отправил в 1577 г. Наконец 5 мая 1578 г. датское посольство отбыло из Копенгагена вместе с русским послом Жд. И. Квашниным, возвращавшимся от императора Рудольфа II. Задача, поставленная перед датским посольством 1578 г., состояла в том, чтобы добиться от Ивана IV соблюдения договора 1562 г. и заключить “вечный” мир[134]
. Однако очевидная неготовность Дании вскоре после завершения Северной семилетней войны со Швецией 1563—1570 гг.[135] к военным действиям ради возвращения себе территорий, оказавшихся в ходе Ливонской войны спорными, что явствует из мотивировки королевского желания отправить настоящее посольство в Россию. (“Эта обида была нанесена вопреки данному ему обещанию, а так как невозможно прекратить убийства и пролитие крови подданных, если не будет заключен новый договор на соответствующем основании, возобновленный и утвержденный, король решил сделать попытку [уладить дело] скорее путем переговоров, нежели силой оружия, как подобает мудрецу (по словам Теренция), чтобы подданные не испытывали изгнания, войн и других бедствий и чтобы не проливалась невинная кровь, думая больше о спокойствии подданных, чем о справедливой жажде мщения”. Из приведенного пассажа ясна позиция короля и самого посла, для обоснования которой потребовалась даже столь модная в XVI в. ссылка на авторитет античного автора.) С одной стороны, это, а с другой стороны, уверенность царя Ивана Грозного в своих силах и, с третьей, неудачный выбор главы датского посольства, “большого знатного”, по определению Г. Рюссова[136], привели переговоры к неудаче.Глава посольства Якоб Кнудсен Ульфельдт из Коксбелля (усадьба Ульфельдтсхольм была построена в 1580-е годы взамен Коксбелля) и Сельсе принадлежал к одному из древнейших дворянских родов, чье генеалогическое древо прослеживается с XII в. Представители рода с XIII в входили в состав ригсрода — королевского совета, были среди них и лица духовного звания (епископы Роскилле Нильс Якобсен (1368—1395) и епископ Оденсе Хеннеке (1440—1439) играли видную роль в политической жизни страны) Помимо родовых владений, главньм образом на о. Фюн, Ульфельдты получали в управление и лены (ненаследственные владения), доставлявшие им немалые доходы.
О родителях Я. Ульфельдта сохранилось немного сведений. Его отец Кнуд Эббесен (ум. в 1540) был ленсманом, но заметной карьеры на политическим поприще не сделал. В 1510-е гг. он женился на Анне Харденберг (ум. в 1565), также принадлежавшей к знатному датскому роду, известному с XIV в. Якоб был их третьим сыном[137]
. Его старшие братья, Эббе (ум. в 1560) и Корфитс (1520—1563), достигли высокого положения в королевстве, став членами ригсрода, что, видимо, во многом способствовало успешному продвижению по службе и младшего брата.