Путешествие в Россию

19-го июля к вечеру они появились у нас перед обедом и направились к нашему столу. После того как они как следует наелись и выпили по своему обычаю много меда, к столу был подан сыр. Увидев и отведав его, они попросили дать [его] им, что мы позволили. Они сразу же отдали его слугам, чтобы [те его] берегли. После этого был подан десерт, сахар, гранаты, финики, фиги, [кушанья], пряность, имбирь и прочее того же рода, все привезенное из Дании. Они съели из этого сколько могли, а то, что осталось в мисках, взяли и спрятали себе в кушаки; суп же они ели, вызывая у нас отвращение, слизывая его с пальцев, так что нас чуть не рвало, как мальчишки или нищие, принимающие пищу у порога. Хотя у них в изобилии было для насыщения пива и меда, тем не менее они не довольствовались напитками подобного рода, но пожелали получить от нас наши напитки, рейнское вино или вино другого рода, что и было сделано, им были поданы красное вино “алекант”[469]. Отведав его, они выпили друг за друга “с поцелуем”, то есть, подняв бокалы, они поцеловались[470].

Но не только они демонстрировали эту грубость нравов, ежедневно мы видали ее и у других. К нам всякий день приходили гудошники[471], разыгрывали комедии на свой лад, часто среди представления они обнажали зады и показывали всем срамные места тела, вставали на колени и поднимали зад кверху, отбросив всякий стыд и робость. То же самое иногда делали и женщины. Однажды, находясь на площадке перед нашим домом вместе со своими многочисленными слугами, мы увидели в соседнем [доме] женщин, которые задирали вверх одежду и показывали нам в окне срамные [части тела], как передние, так и задние; высовывали из окна голые ноги — поочередно то левую, то правую, и зад, и другие [части тела], не смущаясь присутствием приставов[472].

Из этого можно увидеть и ясно понять, что здешние люди отличаются весьма грубым и развратным нравом; и если бы пришлось сравнить их с другими, культурными людьми, последние посмеялись бы над первыми, словно те ничем, даже очень малым не отличаются от тупиц[473].

[В один из] ближайших дней пришел к нам наш пристав по имени Федор, человек пожилой и степенный, [и] я вступил с ним в беседу об их вере[474]. Когда в разговоре случайно зашла речь о прегрешении против Святого Духа, он сказал, что каждый может спастись, пусть даже он изо дня в день прибавляет грех к грехам, если только однажды у него появится намерение обдумать [свои поступки] и принести покаяние[475].

Я, защищая противоположную точку зрения, сказал: “Это верно, что каждый грешник, даже запятнавший себя многими и большими грехами, может спастись, лишь бы только он покаялся и с верой молил Господа о милосердии. Но если он противно разуму и душе не постыдится каждый день грешить против него [милосердия Господа], надеясь когда-нибудь исправить [свою] жизнь, он, конечно, грешен против Святого Духа, и этот грех ни в нынешней, ни в будущей жизни не будет ему отпущен”.

Выслушав это, он достойно ответил, что все грехи прощаются, сказал, что подтвердит это примером, и поведал следующее: “Мария Магдалина была нечестивейшей блудницей и многажды предавалась разврату, следовательно, совершала тяжкий грех. Однако за то, что однажды она уступила просьбе мужчины, попавшегося ей на дороге и склонявшего ее к прелюбодеянию, прося, чтобы она сделала это ради Господа, и он получил желаемое, она — спаслась и отмечена в списке святых красным цветом — [все] по той причине, что не отказала в этом, но дозволила ради имени Божья”[476].

И хотя это в высшей степени нелепо и отдает баснями и вздором, я счел нужным рассказать об этом, так как сие было приведено, чтобы доказать верность одного из положений его веры. [Из чего] да узнают наши, какой тьмой окутаны их умы и сколь скрыто и удалено Священное Писание от тех, кто вместо Евангелия вспоминает бредни и басни и считает их откровениями[477]. Мне кажется поэтому, что к ним хорошо подходит изречение пророка: “Так как они не верят истине, Бог дал им живой ум, чтобы верить лжи”[478]. И раз слово Божье не является для них [источником] света, они неизбежно будут находиться в потемках. Их жалкое состояние по справедливости должно было бы научить нас быть осторожнее, с величайшим благоговением и благодарностью беречь слово Божье и с большим вниманием следить, чтобы оно не покинуло нас вследствие [нашего] к нему пренебрежения и неуважения.

Здесь я не буду говорить о [некоторых] других их недостатках и заблуждениях, о которых они сообщали нам в другие дни во время нашего пребывания в Новгороде. Но так как мы познакомились с некоторыми их обрядами, мне кажется, будет уместным кое-что о них рассказать.