Путешествие в седьмую сторону света

- Сейчас, сейчас покажу вам, - обратилась она уже к Бритоголовому и Новенькой. - Катя меня зовут.

Новенькая заметила, что на Кате мужская майка-безрукавка, в каких выступают боксеры, и натягивалась эта майка большой молодой грудью. Многорядное коралловое ожерелье сплошь покрывало шею... Бритоголовый же увидел то, что именно скрывали веселенькие кораллы, - неряшливый прозекторский шов от самой надключичной ямки вниз...

- У меня лучше всего с деревьями получается, на одном языке говорим. Катя указала на два отвернувшихся друг от друга дерева. - А эти криптомерии у меня любимцы... Может, вы помните, была такая дурацкая игра - почта цветов. Желтый нарцисс - к измене, красная роза - к страстной любви, незабудка - верность до гроба... - Она улыбнулась, показав неплотно подогнанные один к другому зубы. - Так вот, самое смешное, что все более или менее так и есть... Соответственно этому и высаживать их надо, чтобы текст не нарушался... Садик-то этот для безымянных детей.

Бритоголовый и Новенькая переглянулись: каких безымянных детей?

Иудей шел чуть сбоку, бормоча под нос:

- Уж мог бы догадаться сам, без подсказки... И твои там...

Аллея из криптомерий вела вниз, к воде. Воды не было видно, но был запах, обещающий воду, тот сильный запах, который за десятки километров чуют животные и несутся к водопою...

Озеро было совсем небольшим, округлым и как будто слегка выпуклым. Его синяя вода была подвижной и искрилась.

- Трудно смотреть? - догадалась Катя. - Я тоже первое время мучилась, пока глаза не привыкли. Надо смотреть как бы немного мимо, не в упор. Ну что, показать поближе? - последний вопрос адресовался к Иудею.

Он кивнул. Катя взошла на легкий мосток, дугой висевший над озером, легла на живот и опустила обе руки в воду. Она поболтала немного руками, что-то тихо сказала и поднялась, держа в руках нечто, как сперва показалось, стеклянное. Оно искрилось. Катя сунула этот слиток света, воды и голубизны в руки Бритоголовому. Он принял его в сомкнутые ладони и прошептал:

- Ребенок...

Никакого ребенка Новенькая не видела.

Озеро было полно, просто кипело от шаров - прозрачных, голубоватых. Новенькая вспомнила про длинный картонный ящик, в котором хранились рождественские елочные игрушки ее детства, и среди них, завернутые каждый в отдельную бумажку, самые любимые - шары...

"Ну конечно, все правильно", - заволновалась Новенькая. Что именно правильно, она не смогла бы объяснить...

- Здесь и нерожденные, абортированные... Иногда они дозревают и опять восходят, - деловито объяснила Катя. - Вон, кстати, совершенно дозревший. И она сунула руку, пытаясь выудить нечто, что явно не хотело быть выуженным.

- Мы же с тобой в философии хорошо пошарили, - начал было Иудей, но Бритоголовый его перебил:

- Нет, нет. Я больше историей интересовался.

- Да ладно. Помнишь лейбницевские монады? Очень близко, надо признать. И Блаженный Августин догадывался... Ну, про каббалистов я и не говорю, они, надо отдать им должное, при всей невыносимости их метода, много накопали... - Он вдруг хмыкнул: - Что там ваш Федор Михайлович насчет слезинки ребенка говорил? Всевышнему замечания делал, что гуманизма в нем мало...

А Новенькая глаз не могла отвести от Кати - та выудила совершенно прозрачный шар размером с большой апельсин, подула на него, уложила на ладони и замерла. Шар чуть качнулся, слегка дернулся, начал было неуверенное движение вверх, но, как будто испугавшись чего-то, снова приник к ладони.

- Боится, маленький, - со счастливой улыбкой сказала Катя. - Им сейчас страшно очень... Трудиться идут. Кто на подвиг, кто на подлость... Но этот, этот очень хороший...

- А есть плохие? - изумилась Новенькая.

Катя вздохнула:

- Да все разные. Есть напуганные, травмированные... А чем больше страху они натерпелись, тем больше от них будет зла...

Звучало это убедительно, тем более, что у Новенькой опять возникло ощущение, что она об этом что-то и сама знает.

- Возьми-ка его, - сказал Иудей Бритоголовому.

Бритоголовый почувствовал, что и сам очень хочет подержать в руках это существо. Он накрыл ладонью шар, прижавшийся к Катиной руке. Катя повернула ладонь так, что шар плотно лег в руку Бритоголовому. По весу, по ощущению живого тепла, беспокойства и доверчивости это был ребенок. И несомненно, мальчик.

- Ну, благослови, - сказал Иудей.

- Это не по моей части, это по вашей, по еврейской. Я про это ничего не знаю, - улыбнулся Бритоголовый, но не Иудею, а запечатанному в шаре существу, обещающему стать младенцем.

- Он тебе не чужой. Да и мне... А не хочешь благословлять, не надо. Просто пожелай ему, чтобы он стал хорошим врачом.

- Это да, - согласился Бритоголовый. - Пусть будет.

Шар легко оторвался от ладони и, как пузырек воздуха в воде, поплыл вверх... покуда не достиг какой-то невидимой преграды, возле которой замедлился, уперся в нее, с усилием пробил и исчез, оставив после себя звук лопнувшей пленки и унося в сердцевине своего существа воспоминание о преодолении границы раздела двух сред...

4