Путешествие в Сиам

На следующих страницах я попыталась со всей правдивостью подробно изложить события, описать атмосферу и характеры, которые постепенно проявлялись передо мной, по мере того как я начинала понимать местный язык и всякими иными способами получать более ясное представление о тайной жизни королевского двора. Мне было радостно узнать, что даже в этой цитадели буддизма люди, и прежде всего женщины, чудесные в своем существовании, беззаветно посвятили себя поиску истины, хотя в обществе, где правит коррупция, где они вынуждены покоряться капризной и зачастую жестокой власти, им постоянно приходится преодолевать серьезные трудности. С другой стороны, с сожалением и стыдом должна признать, что мы, при всей нашей хваленой просвещенности, в благородстве и благочестии заметно уступаем некоторым из наших невежественных сестер Востока. Для многих из них Любовь, Истина и Мудрость – не пустые слова, а подлинные божества, которых они жаждут обрести со всем присущим им пылом, и, когда находят, обнимают с ликованием.

Те из моих читателей, кого, возможно, заинтересовали восхитительные руины, недавно обнаруженные в Камбодже, в долгу перед путешественниками г-ном Анри Муо [1], доктором А. Бастианом [2] и талантливым английским фотографом Джоном Томсоном [3], – почти в той же мере, что и передо мной.

Я безмерно благодарна почтенному Джорджу Уильяму Кертису [4] из Нью-Йорка и всем моим верным друзьям, проживающим как в США, так и за их пределами.

И, наконец, я должна выразить глубочайшую признательность доктору Дж. У. Палмеру. Опытный компетентный литератор, он оказал мне неоценимую услугу, отредактировав и подготовив к печати мою рукопись.

А. Г. Л.

Глава I В преддверии

15 марта 1862 г. На борту небольшого сиамского парохода «Чао Пхья» в Сиамском заливе.

Я встала до восхода солнца и выбежала на палубу. Мне не терпелось увидеть далекие очертания неведомой земли, к которой мы приближались; и, пока я с жадностью всматривалась вдаль, – не чрез дымку и туман, а прямо сквозь прозрачный незамутненный перламутровый эфир, – небо на горизонте подернулось слабым румянцем утренней зари, и из-за розовой вуали смело засиял желанный лик – радостный, восхитительный, в пылающем ореоле оранжевой бахромы с золотисто-янтарной окаемкой, – и от него по всей небесной шири расплылась причудливая паутина постепенно бледнеющих цветных нитей. Мартовское утро в тропиках – умиротворяющее, благостное зрелище, столь же душевное, как июльский рассвет в моем родном менее жарком краю; но чудесную картину затмило воспоминание о том, как недавно мою шею, будто путы, обвивали две пухлые нежные ручонки с маленькими ладошками в ямочках, тщетно пытавшиеся удержать маму; и, подобно нашему судну, по которому прокатилась нервная дрожь, когда оно с резким толчком встало на якорь, я, содрогнувшись от потрясения, вернулась в суровую действительность.

– Чтобы перебраться через отмель, – предупредил капитан, – придется ждать послеполуденного прилива.

Я оставалась на палубе до тех пор, пока удавалось уклоняться от огненных стрел, пронизывавших обтрепанный навес, и терпеть шумливую возню и грубоватые шутки попутчиков – циркачей, которые по приглашению короля ехали удивлять и развлекать королевский двор.

Едва ли менее умными, но куда более забавными были другие наши попутчики – собаки. Все эти животные отличались друг от друга по темпераменту, воспитанию и поведению. Два питомца капитана, Трампет и Джип, по праву своей принадлежности первому лицу на корабле занимали привилегированное положение, забирая себе самые лакомые объедки со стола, и властным рычанием и укусами унижали и запугивали своих более обученных и ловких гостей – цирковых собак. Была еще наша верная Бесси (ньюфаундленд) – большая собака, замечательная, степенная, разборчивая, с чувством собственного достоинства; ее не заставишь лестью и обманом общаться доверительно, по-простому, с незнакомыми собаками, кто бы ни были их хозяева – важные особы или комедианты. Выражение ее добродушной морды вполне человеческое. Несомненно, она бесконечно предана нам, и у нее сильно развито чувство ответственности: она ни на шаг не отставала от нас с сыном, сердцем истолковывая мысли, которые читала на наших лицах, и отвечая нам сочувственным взглядом.

После полудня, обедая на палубе, мы хорошо видели землю, и теперь, когда поднялся прилив, наше судно заскользило к прекрасной реке Менам («Матерь вод»). Воздух пронизывало сияние, картина ожила, пришла в движение. Деревья вырастали по берегам, зелени становилось больше и больше, перескакивали с ветки на ветку обезьяны, в зарослях то и дело мелькали щебечущие птицы.

Во время отлива красновато-бурая река мелеет, но судно средней загруженности с опытным лоцманом вполне может бросить якорь на глубине десяти-двенадцати фатомов [5] в самом сердце столицы.