Путешествие в Сибирь 1845—1849

После продолжительного, месяцы длившегося странствования сухим путем с радостью променяешь сани и тарантас на самую жалкую лодку. Что касается собственно до меня, то я искони имел особенное пристрастие к путешествию по рекам. Реки — первые пути, по которым я ездил, и впоследствии часто приводилось мне по ним плавать. В детстве еще познакомился я со многими северными реками Финляндии. Возмужав, я часто плавал по ним в Лапландии и в Северной России. И теперь меня радовала, как нельзя более, возможность познакомиться с одной из главных рек Сибири. Подобно пляшущей девушке движется Иртыш тысячами грациозных изгибов, боясь встретиться с своим возлюбленным, с Обью, несущейся со стороны к нему навстречу. Иртыш — положительно одна из красивейших рек Севера. Он не возбуждает и не потрясает чувства шумными водопадами, отвесными скалами и крутыми горами, как многие из рек Северной России, на которых чувство, подавляемое вечным однообразием, цепенеет и усыпляется. В нем все соединяется в картину великолепнейшей гармонии. Течение его быстро, но ровно; он бесконечно богат рукавами, островами, мысами, заливами; берега его разнообразны: то высоки и круты, то понижаются в луга, убранные роскошной растительностью. Но ничего не может быть приятнее для глаз разбросанных по средине реки групп цветущих деревьев, поднимающихся, кажется, прямо из воды. Проезжающему в маленькой остяцкой лодке по быстрым струям реки они кажутся плавающими садами. При закате солнца они оглашаются меланхолическими песнями пернатых — меланхолическими, говорю я, потому что на прекрасном челе китайской девы покоится черта какой-то грусти. Она грустит, как береза в «Калевале», о том, что лишена рачительного ухода и еще не то, чем бы могла быть в руках мудрого. Дичь всегда производит грустное впечатление — даже в великолепнейшем весеннем убранстве она походит на невесту в трауре. Впрочем, близ Иртыша первоначальная дикость несколько уже превозможена: по крайней мере, она не так гнетуща, как во многих других местах Севера. Это, может быть, отчасти и потому, что Иртыш в историческом отношении важнее и известнее большей части других рек Севера. При некотором знании судеб Сибири, и именно во времена завоевания ее, по Иртышу беспрестанно натыкаешься на исторически замечательные местности. Кроме того, здесь услышишь и много такого, чего не найдешь в летописях: кормчий рассказывал бесконечные истории, и большей частью о чудских богатырях, остяцких и татарских князьях, Ермаке и Кучуме. Немало содействует также интересу путешествия по Иртышу и сближение с лицами различных наций: с русскими, татарами, остяками, не говоря уже о ссыльных, между которыми, кроме русских, я встречал поляков, немцев, французов, калмыков, киргизов и др. Одно, на что можно было бы здесь пожаловаться, — это безотвязные комары в летние месяца, но где ж страна в целом мире, которая не имела бы своего malum necessarium?[16]