Несколько «западников» поэнергичнее и молодцеватее на вид были назначены бригадирами. В других бригадах были поставлены во главе старые русские лесовики из соседних лагпунктов.
Человек 120 выделили в «лагобслугу». Выделили поваров, пекарей, сапожников, портных, парикмахеров, кипятильщиков — одних дневальных больше 30 человек. На последнюю должность выбрали старичков послабее. При этом некоторые сделали карьеру. Шофер по специальности, з/к Фридман, парень здоровый и плечистый, получил назначение комендантом ШИЗО. Женщин назначили в прачечную, в подметальщицы, уборщицы, а из остальных составили лесную бригаду для «сжигания порубочных остатков». На сжигание порубочных остатков послали учительницу французского языка, жену полковника, жену кондитера из Тарнова и т. п. элементы, а начальником был над ними поставлен старый еврей Ниренштейн.
Третью группу, рядом с рабочими и лагобслугой, составили «придурки». Этот лагерный термин происходит, надо полагать, от слова «придуриваться», т. е. вертеться около власти, прикидываться, что делаешь дело и валять дурака, когда другие идут в лес на тяжелую работу. «Придурки» — это конторская братия, люди «умственного труда», который в лагере рассматривается, как синекура и уклонение от бремени, не только серой заключенной массой, но и самим начальством. Придурки — это лагерная бюрократия. Число их строго ограничено — не то 4, не то 6 процентов общего числа з/к — и контролируется из центра. На нашем 48-ом квадрате придурков собралось чуть ли не вдвое против штатов. Объяснялось это необычными условиями на нашем лагпункте: масса з/к не понимала по-русски, начальство, как обычно — поголовно и глубоко безграмотное, затруднялось на каждом шагу, и трудно ему было сокращать штаты, когда и те придурки, что были, не справлялись с работой, по неопытности и сложности дела.
Я уже было занял место за столом «экономиста», как вдруг подошел ко мне «главбух» — молодой советский з/к, с большим кадыком, худым лицом и острыми глазами — по фамилии Май — и сказал:
— Бросай работу, иди к начальнику: секретарем будешь.
Мне не хотелось уходить со своего «спокойного» места, но делать было нечего. Петрову был нужен человек со знанием русского языка. Узнав, что я человек «с образованием», он решил, что лучшего секретаря ему не надо. В этом он, увы, ошибся. «Образование» в данном случае было препятствием. Собственная моя глупость помешала мне сделать большую карьеру в лагере. Место секретаря начальника (и он же делопроизводитель) занимается по штату вольнонаемным, так что я фигурировал в списках лагеря по рубрике «замена в/н». Сметливый человек или старый лагерник в этой должности быстро приобрел бы доверие начальника, стал бы его правой рукой, «alter ego» и грозой лагеря. Он был бы сыт, обут, одет во все лучшее и распоряжался бы судьбой своих товарищей з/к. Всех этих возможностей я не понял и не использовал. Прекрасное начало моей лагерной жизни быстро испортилось.
Петров привел меня в свой кабинет. В прихожей перед кабинетом стоял стол, стул, простой шкаф — все некрашенное, лагерной работы — сбоку стенной телефон. Я получал и отправлял почту, составлял письма и приказы по лагерю, получал и передавал телефонограммы. Утром я передавал в отделение «сводки» за прошедший день: о состоянии личного состава, о выполнении работ, сводку Санчасти. Под рукой лежала у меня книга «входящих» и «исходящих», книга телефонограмм, папка Отделения и папка Правления, книга приказов по лагерю. Все это звучит пышно, но у меня не было ни чернил, ни карандаша, ни бумаги, ни клея, телефон был разбит и почти не работал, а мои «книги» состояли из листов старой исписанной бумаги, по которой я писал поперек, и которую воровали у меня з/к, чтобы свернуть себе «цыгарку».
На поступающих бумагах Петров ставил крупным косым почерком свои резолюции: «Воспитателю — для сведения» — «Главбуху для исполнения» — «Коменданту для проверки». Я должен был не только довести до сведения этих лиц документы с резолюцией начальника, но и проследить, чтобы они действительно поняли и выполнили, о чем в них говорилось.
Помощником моим был Петерфройнд — крошечный лилипут — парень лет 20 из Нового Тарга в Польше. Его детская фигурка забавляла лесных людей, и он был назначен курьером в контору. Весь день Петерфройнд, одетый в бушлат до пят и огромные боты, как кот в сапогах, носился с поручениями по лагерю. Его знали и стрелки на вахте, называли «сынком», задавали преимущественно похабные вопросы и покатывались с хохоту над его ответами. Когда же я уходил на обед в 7 часов вечера, Петерфройнд заменял меня при телефоне и при кабинете начальника.