Путешествие в тропики

Сравнивая одну усадьбу с другой, можно «читать» историю заселения Пампы. Старые эстансии — поместья — отличаются солидностью построек, красивой архитектурой и богатым оформлением вокруг (парки, спуски к воде, беседки). Владельцы этих усадеб захватили громадные площади плодородных земель и разбогатели на разведении скота и пшеницы. Позднее эстансьеро стали мельчать. Свои усадьбы они строили уже без того помещичьего уюта и комфорта, который характерен для их предшественников. Но во всех без исключения усадьбах стоят стандартные ветряные двигатели для накачивания воды из реки или из колодцев.

И здесь, как и в Бразилии, участки отдельных владельцев огорожены колючей проволокой. Изгородь часто спускается к реке и даже заходит в воду. В таких местах, на залитых болотистых лугах, по брюхо в воде пасется скот, которому не остается места на распаханной земле.

В плавнях (залитых водой зарослях злаков и осок) и на протоках — масса уток и другой водоплавающей дичи. Утки совсем непуганые, видно, — на них не охотятся здесь. Они часто плавают даже среди пасущегося скота.

На реке царило большое оживление. Мы часто встречали мелкие моторные и парусные суденышки, буксиры с баржами, груженными зерном или скотом. Попался огромный паром, перевозящий железнодорожные вагоны со скотом с одного берега Параны на другой. Не раз встречались тяжело нагруженные океанские пароходы, спускающиеся вниз, вероятно из Росарио, куда мы держали путь.

В долине реки всё реже попадались ивовые плантации. Всё заметнее выступала земледельческая природа Аргентины: даже в маленьких городках на берегу Параны мы видели большие элеваторы.

Ночью резко похолодало, и сел такой густой туман, что «Грибоедову» пришлось стать на якорь прямо посредине реки. Лоцман хотя и отлично знал реку, всё-таки не решался вести нас, так как огни бакенов совершенно не были видны в холодной молочной мгле. Туман садился на мачты, трубу, стрелы и все другие металлические части на корабле. Капли воды стекали вниз и потом струйками бежали по палубе, как во время дождя. Промозглая сырость забралась даже в каюту. Когда я взялся за поручни моей железной койки, они были противно скользкие.

Как и в Ламанше, «Грибоедов» каждые две минуты давал предостерегающие гудки. Густые звуки сирены растворялись в тумане, не рождая эха. Иногда до нас доносился «голос» какого-то парусника, на котором часто и тревожно били в рынду (судовой колокол).

Даже утром «Грибоедов» долго не мог двинуться вперед. Над головой чуть просвечивало голубое небо, но внизу со всех сторон нас окружала непроницаемая молочная завеса. Только около десяти часов утра туман, наконец, пришел в движение, ветерок стал гнать его клубами, часто, впрочем, вновь сгущая до полной потери видимости. «Грибоедов» самым малым ходом стал осторожно, как бы ощупью, продвигаться вперед.

Лишь к полудню туман постепенно рассеялся и поднялся вверх, где ветром несло клочки облаков, которые собирались в черные дождевые тучи далеко на севере над уругвайской территорией.

Росарио

Под вечер мы пришли в Росарио — второй по числу жителей город Аргентины и важнейший порт, откуда вывозится главная масса зерна. Стали на якоре вблизи давно некрашенного «англичанина» — грузового судна военной постройки. Впереди нас стоял мрачный черно-красный «финн» — лесовоз. «Грибоедов» меж них казался изящной белоснежной чайкой среди ворон.

На теплоходе зажгли особые якорные огни, чтобы проходящим судам было издали видно корабль, стоящий на якоре. Вся команда, кроме вахтенных, была отпущена отдыхать. Мы, пассажиры, еще долго бродили по судну, то прогуливаясь по шлюпочной палубе, то собираясь на баке и всматриваясь вперед, где за поворотом реки мерцали огни и возникало зарево большого города.

Утром на судно прибыли представители советского посольства в Аргентине. Они еще накануне приехали из Буэнос-Айреса и ждали сообщения о нашем прибытии в Росарио. Портовые же власти только сегодня известили их о приходе «Грибоедова» и появились на судне уже после того, как к нам на катере приехали секретарь посольства и торгпред.

Товарищи из посольства очень нам обрадовались. Оказалось, что мы — первые советские люди, посетившие после войны Аргентину. Наши дипломатические работники уже два года не встречались с соотечественниками. Они жадно расспрашивали нас о жизни в Советском Союзе. Их интересовали все подробности: и как украшаются Москва и Ленинград; и какие пьесы мы видели в театрах; и просто как выглядит знакомая им улица в Москве или в Ленинграде.

Беседа наша была прервана появлением чинов морской полиции. Передав им для регистрации свои паспорта, мы стали собираться к отъезду на берег. Нам хотелось в тот же день осмотреть Росарио, а назавтра утренним поездом отправиться на неделю в Буэнос-Айрес. Капитан сообщил нам, что судно станет под погрузку через два дня и погрузка будет продолжаться пять-шесть дней.

Обычно процедура регистрации паспортов занимает не более часа, после чего разрешают сходить на берег.