Убогое жилище, самовар. За столом — старуха-мать, сестра на выданье и некий человек, немолодой.
Опять же — бублики, варенье и разговор о важном.
— Вы молоды, Беглов! Россия хочет жертвенной, кипящей крови! — А мне уж 35. Я жить хочу, дружище! Я тут сгнию, а где политика, работа?
И в том же духе, те же разговоры… Сии беседы и события масштабов малых и больших имели место и в последующие годы…
Настал 1981-й год. В апреле студент журфака Иван Батурин собрался в Лейпциг на учебу. Прошел групком, местком и комсомольское собрание. Упаковался, сел на поезд и был таков.
Приехав в ГДР, был поселен в каком-то общежитии и стал исправно выполнять учебный план. Сей план включал: Декарта, Лейбница, Гольдштейна, Маркса и новых левых.
По вечерам — пил пиво в местных кафетериях, смотрел кино. Ходил на митинги в защиту мира.
Однажды, в «Дойче Бюхерей», напал на старое издание, «Анналы». Там говорилось о заезжем русском графе К. Сей граф, писалось в тексте, прошел с успехом курс наук и собирал дорожный кофр, когда в мозгу его мелькнула замечательная мысль…
— Зачем, — подумал граф, — менять устои, повторять ошибки рабов земных, когда в сознании работают созвучия слов новых и живых?
— Все истинное случается лишь здесь! — и он покрутил пальцем у виска.
Придя к такому мнению, граф сложил пожитки в дорожный кофр и двинулся домой по старому маршруту.
V. Моменты Ru
(главы из романа)
Глава 3
(Москва, 17 июля 1944 года)
Нас вывели на улицу Горького. Колонна растянулась на километры. Впереди — со всеми регалиями и моноклем в глазу — шагал — прямой как трость — генерал фон Шток. За ним плелись тысячи оборванных, загаженных солдат группы армий «Центр».
Я нес консервную банку. Когда прорывался жуткий понос — выбегал из колонны и справлял нужду. Московские подростки свистели.
Жара — под 40, опорки прилипали к асфальту. (Вчера вырезал из шин подошвы и привязал бичевками).
Какая-то баба плюнула, потом разрыдалась.
Парад закончился. Всех погрузили в товарные вагоны и повезли в Сибирь. В Сибири — таскали рельсы, прокладывали ветку до Иркутска.
Пришел вечером в барак, живот сводило от голода, вышел прогуляться. Баба окрикнула — Эй, фриц! — тихонько провела к себе, налила щец: «На, жри!» — Давился, боялся расплескать.
на всю жизнь запомнил эту Наташу, ее большую теплую грудь.
Любовь сильнее смерти.
Итальянцы — хорошие пластики и рисовальщики, но посредственные колористы. Краски у них не играют, не светятся.
Колористы — ясновидящие — лишь у северных народов. Сетчатка так у них, что ли, устроена… Из-за северной хмари глаза их требуют много солнца, зрачки расширены, вырабатывают пигменты. Вырабатывают блин пигменты, вырабатывают пигменты…
В 1877 г. Франц Болл обнаружил, что при освещении иссеченной сетчатки (внутренней оболочки глаза) слабым светом она была розоватой, однако при сильном свете ее цвет становился белым.
Сетчатка содержит зрительный пигмент, известный как «родопсин». Поглощая свет, он распадается на пурпурную, желтую и белую фракции и в темноте вновь синтезируется.
Важные явления в процессе зрения происходят под влиянием света. Но еще более удивительные вещи происходят в отсутствие оного.
Не видно обломков судна, лишь легкая рябь… одинокая селедка отбилась от стаи и поплыла в открытое пространство. Она все еще в нашем поле зрения.
Самолеты барражируют над морем, ищут буксир с экипажем. Все пограничные посты на стреме. Летим и мы — на вертолете Ми-2 — строго по курсу.
Тиха гладь воды, никаких сигналов от буксира. Сверкающие косяки сельдей уходят на юг Камчатки — где сходятся Охотское море и Тихий океан — туда, где лежит загадочный остров Парамушир.
Последний раз на связь он выходил… неважно.
С тех пор — ни слуху ни духу. Короче, не прибыл в Магадан. Пропал в море-окияне среди туманов и волн соленых.
Океан-Лама, как называли тогда Охотское море, поражал открывшимся взору простором, пугал мощью и суровостью.
Слава вам, капитаны седых горизонтов!
Смелости нет предела, но где предел наглости?
Как он мог скатиться до такого? Всеми презираемый, нашел хату алкоголиков и там предался возлиянью. Пил день и ночь. За водкой выходила Наташка — блатная с Украины. А он тихо загибался в хате.
Достал фляжку, плеснул «Джек Дэниэльса» полон рот, резко обернулся к ним, глядя беспристрастно трезвыми глазами. Однако виски просачивалось сквозь уголки рта, пришлось все проглотить и смахнуть на хрен слезу. Пока проморгался, девки ушли.