В это время Коля лежал на полу и ничего не понимал. Не понимал как это все произошло. Он хотел закрыть глаза, открыть глаза и будто ничего этого не было. Нельзя сказать, что он был в тяжелом состоянии и тем более при смерти, просто болело все тело после ударов. И шок, шок от бешенства Саши.
Саша прибежал с бутылкой воды, нашел какую — то тряпку и смыл с Колиного лица всю кровь. Сев перед ним он начал просить прощения. Но Коля попросил проверить жив ли тот старик.
— Нам надо просто уехать отсюда и все, никто и никогда не узнает, что мы тут были — шепотом сказал Саша.
— Он умер?
— Не знаю, я боюсь смотреть. Давай подожжем дом и уедем?
— Ты совсем ебанулся? Ты избил меня, возможно прикончил старика, а сейчас хочешь еще и дом сжечь?
— Полиция сюда едет. Нам надо сваливать.
— Нет!
Для себя Саша уже все решил. Он поволок Колю на улицу, чтобы затолкать его в коляску. Поискал, может где — то завалялся бензин про запас — но его не было. Усадив друга в коляску он побежал в дом. Нашел какие — то книги на полке, вырвал листы, чтобы разжечь пламя. Поджигал и кидал их во все стороны. Нашел старые вещи в шкафу, опять выбежал к мотоциклу, чтобы окунуть старые тряпки в бензобак. Вернулся домой, раскидал их во все стороны и в них же кидал зажженные бумажки. Потихоньку огонь начал разгораться, а значит пора уезжать.
Саша выбежал на улицу, прыгнул на мотоцикл, где в коляске его ждал Коля. Коля не верил своим глазам, он не верил, что все это происходит наяву, с ними. Колеса, как и было обещано, мужик проколол, но деваться некуда, оставаться хоть на минуту дольше — значит уже подвергать себя опасности, как огня, так и правосудия.
Дождь еще не до конца закончился, мелкий, противный, полностью олицетворяющий этот день. Дорога была уже немного размыта, Саша старался ехать по обочине, где вместо грязи была трава. Быстро ехать тоже не получалось, на спущенных колесах это практически нереально. За их спинами разгорался пожар. Возможно, дождь его потушит, когда он перейдет на улицу, но сейчас он старательно и жадно выжигал и уничтожал все, что было внутри. За их спинам, в пожаре, лежал человек. То ли мертвый, то ли пока что живой, вряд ли они это узнают. Перед ними был ужас. Ужас будущего. Этот же самый ужас таился в их глазах, в их молчании и ужас понимания, что жизнь теперь поделена на «до» и «после».